Джулия Тот - Плохой хороший день (сборник)

Какая ложь, что больше не нужны стихи
и на земле неоновой они так неизбежно умирают!
Кто позабыл, что в грусти, счастьи ли —
мы напеваем их,
а не фальшивые отрывки из романов?

Ираклион… декабрь…
Забыв про календарь,
смеющееся солнце город ослепляет,
прохожих тысячи, подобно голубям,-
заняв места на площади, в кофейнях, —
о новостях – почти весенних – словно, напевают..
В всеобщем воркованье – старичок,
с авоськами домашнего пошива,
в которых нечто важное несет,-
подмигивая молодости беспрерывно, —
спешит куда-то, по делам, через толпу,
но, вдруг – замедлит спешку неотложную свою,
среди всеобщей радости теплу декабрьскому —
заметив, —
столь грустные глаза, печальное лицо,
нетронутую чашку с кофе, —
что тут же – к обладательнице их,-
мир изменить ее желая, —
шаг старичек с авоськами направив,
представится, уже – его вниманием
испуганным глазам,
и, рассказав им – кто он и откуда,
веселый критский старичок
с авоськами в руках, – застенчиво узнает имя
у женщины, чьи грустные глаза
его так тронули среди толпы почти весенней,
и сложит мандинару ей – в стихах,
что нет ее ведь краше – в целом мире,
что незачем и грусти быть в ее глазах,
что солнце в декабре слепило город,
тепло толпе воркующей даря,
лишь потому, что город одарила
присутствием своим сверкающим она…
Частушке трогательной критской улыбнутся
печалное лицо и грустные глаза,
слезами благодарности разбавив
остывший кофе, радость старичка,
ему напомнив радугу над морем,
что поднимается столь часто – в декабре,
когда его любимый остров ослепляя,
дождя капризы, штормы побеждая,
раскрашивает солнце критский день.
Веселый критский старичок,
с авоськами домашнего пошива,
оставив напоследок пожелания всего,
продолжит важное движение свое,
даря то – здесь, то – там, —
частушки-мандинары, —
печальным лицам, грустью тронутым глазам, —
и душам – навсегда – воспоминания, —
о старичке – с авоськами добра…

Так и живем – листая календарь,
фальшивим праздниками или радуемся будням,
уставшие ошибками, – откладывая
на возможное «потом»,
друзей рождения теряем, судьбы..
В оконца прошлое стучиться пылью
потерянного в шелесте листов календаря,
всего, за номерами дней и лет что скрыто, —
плохое забывать – ненужная игра…
Так и бредем – листая календарь,
жестокий числами сухими, номерами,
напоминающий о прошлом – пустотой —
страниц, и – многих лет, что пылью стали…

«Судьба нелепая моя..эй, там, на небесах,
за что мой адрес позабыл и как зовут меня?
за что плохое всё, что есть, —
ты в жизнь мою привел,
оставил в ней – ломать меня,
не смея сделать вздох?
Ведь говорят, что дан нам крест,
который донесём,
но, верю я всё меньше в то – мой —
очень уж тяжёл…», —
как часто думаем мы так, – отчаявшись, в слезах,
но, мир снаружи рассмотрев, увидев:
детский страх,
ту боль, что матери дана, теряющим родных,
прошепчем: «эй, на небесах, ты позабыл о них…»..
но – не изменится ничто: живущим – по кресту,
секрет же – свой несём, иль нет —
неведом никому…

у греческой зимы свои картины:
скелеты лодок, брошенных давно,
пустынно-скучный пляж,
шуршание и шепот волн и гальки —
как – и до нас, как будет после нас…
вокруг – разряженные в кепки снега – горы,
так странно отражающиеся в моской воде,
счастливые пустынным пляжем чайки,
качающиеся на безлюдной синеве..
у греческой зимы свои картины:
скелеты лодок, чайки, горы, снег,
и – спелых апельсинов приторная рыжесть,
всё, – как века тому назад..
так, словно нас здесь не было… и – нет…