Юлия Лешко - Ангел в темноте

А потом «солдаты» и «офицеры» пели. Замечательно пели. И когда один молодой человек запел романс собственного сочинения о том, как он был, к сожалению, женат, но всей душой любил тоже несвободную женщину, глаза мои затуманились от слез. Саша сидел рядом, очень красивый в своей очень красивой форме. Он заметил, что я прослезилась, и нежно обнял меня за плечи. Наверное, решил, что я растрогана обстановкой, что мне все так нравится, что удержаться от слез я не смогла. А я плакала совсем не поэтому…

Одна молодая женщина, тоже чья-то жена, спросила меня вполголоса: «А почему Саша зовет вас Осенька? Очень похоже на осу…» Я объяснила, почему. И твердо про себя решила: «жужжать» о том, что меня совсем не увлекло главное хобби мужа, не буду.

А может, стоило чуть-чуть увлечься? Стать к нему ближе, сохранить семью, забыть… или нет, не думать о другом?

В общем, если раскладывать все по полочкам, гадать, в какой момент мной была совершена ошибка, то очень многие из моих поступков окажутся неправильными. И многое можно было бы исправить, кроме единственного факта, который изменить я была бы не в силах – существование Сережи, мужа моей подруги Женьки. И об этот факт, как о неприступный русский редут, разбивались все мои «а если бы то», «а если бы так».

Моя маленькая дочь, к сожалению, еще не могла быть мне собеседницей, да я и не смогла бы с ней обсуждать свои личные проблемы. Мама тоже сразу «закрывала» тему, когда речь шла о моей несложившейся семейной жизни. Саша был ей странен с самого начала: она реалистка, у нее на все прямой и ясный взгляд, стройная система житейских ценностей. Жаль, что не могу похвастаться тем же.

«Грузить» подругу я тоже не хотела. Если уж она с полу слова способна меня понять, то открытым текстом ей ничего говорить точно не нужно…

Да и хороша бы я была со своими жалобами на несчастную судьбу!..

И я сидела за переводами и на всех доступных моему сознанию языках думала об одном и том же.

Иногда я пускала свои мысли в другое русло. Я не маленькая девочка, и вполне допускаю, что Женьке тоже было что рассказать мне о Сереже. Трудная работа, непростой характер, вокруг него всегда так много женщин: коллеги-врачи, медсестры, благодарные матери маленьких пациентов… Может быть, и Женька порой терзалась ревностью, муками недоверия, обидой на невнимание? Не припомню.

Любовь прощает все, а нелюбовь все осуждает. Вот как все просто.

Что бы ни делал человек, которого ты любишь, ты сама – за него, за весь свет! – его оправдаешь.

А нелюбимому можно было бы и в лепешку разбиться, и это была бы… разбитая лепешка.

Чьи-то стихи, знакомые с юности, странным рефреном звучали у меня в мозгу на фоне французских технических терминов и немецких грамматических упражнений: «…Я выдумаю цирковые трюки, и сказочки, понятные для всех, чтобы казалось: лампа не потухла, чтобы, по крайней мере, хоть дразня, резиновая розовая кукла с твоим лицом шла около меня».

Вот Саша, так похожий на мою любовь, и стал такой куклой для меня. И я наигралась? Плохое слово, так похожее на правду. И это значит, я не права.

Но повседневность затягивает раны. И маленькая девочка, растущая рядом и, несмотря ни на что, радующая каждым шагом и каждым движением, становится твоим главным врачом. Главным…

Какие быстрые года после тридцати! Вот уже моя Женька рассказывает мне о новостях в детском саду, вот моя мама, свежеиспеченная пенсионерка, свободная от других проблем, кроме меня, расспрашивает, как маленькую, как я себя вела на работе.

– Не вагоны же ты у себя в банке разгружаешь, в самом деле. До отпуска ведь не дотянешь, упадешь где-нибудь. Я уже забыла, как ты улыбаешься.

– Не обращай внимания. Сегодня к шефу важные гости приходили, очень много улыбалась. Один немец заладил: «Лореляй, Лореляй…» А я ему: «Данке…» Чуть дождалась, когда в машину села. Сразу – рот подковкой. Так и отдыхала всю дорогу до самого дома.

– Чего в Минск не съездишь? Не зовут? Когда ты Женьку последний раз видела?

– Видела давно, а слышала в среду.

– Как они там?

– Кошку завели. Басей назвали, говорят, в честь меня – она дымчатая, глазастая.

Я все-таки дотянула до отпуска, вопреки мрачным прогнозам моей мамы, и, взяв с собой дочку, поехала в Минск на пару дней.

Нас встретил Сережа. Моя коммуникабельная дочь, конечно, не помнила его, но познакомилась вновь с удовольствием. Не очень-то привычная к мужскому обществу, вела себя отменно. Видимо, решив поразить нового дядю воспитанностью, важно спросила: