Сергей Горбачев - Выйти замуж за Микки Мауса

Оглушительное двухминутное соло, что выдал Рыжий на малой ударной установке, в которой не хватало бочки, но зато был отличный рабочий барабан, том, альт и две тарелки, взъерошило уютный вечер, расслабленную публику и, конечно же, его крёстного, который, как был уверен Сашка, тут же пожалел о своей доброте душевной. Но всё-таки права была Злата с этим соло. Весь свой ужас выплеснул Сашка на барабаны, компенсируя недостаток мастерства неистовым ритмом. Всё сильнее и сильнее улыбалась Златка. И с последним Сашкиным ударом, когда в обалдевшем зале повисла звеняще-недоумённая тишина, она достала сигарету, нарочито медленно прикурила её и, кивнув залу, словно продолжая давно начатый разговор, призналась в микрофон:

– А моя бабушка курит трубку… – и снова через паузу, уже под Ромкину гитару зазвенел, обрастая обертонами, её голос, превращаясь в известную рок-н-рольную песню. – Чёрный-пречёрный табак…

И песня была знакома если не всем, то многим, и Ромка хорошо играл, выжимая из своей старенькой электрогитары достойный звук, и даже справившийся с волнением Сашка почти не лажал, выдавая нужный ритм, но публика явно была ошеломлена их напором. Никто не ел, не звенели бокалы, все, повернувшись к сцене, смотрели на Златку, которая так отчаянно-самозабвенно перепевала Гарика Сукачёва, что даже видавшие виды жлобы из самого гламурного ростовского ресторана ей поверили. Ей невозможно было не верить: так мгновенно закрутилась какая-то невидимая пружина, захватила и повела за собой, словно Га́мельнский крысолов достал свою оловянную дудку; так вызывающе ломался на низах её голос; так вздувались от напряжения вены на тонкой шее и пульсировал крик на последних словах припева, словно мстил им всем за их отношение к жизни…

Отставив стойку с микрофоном, она отвернулась от зала, не ожидая ничего от него, да и не мог сейчас этот зал дать ей хоть что-нибудь стоящее, ибо тонул в урагане эмоций, получив антигламурную пробоину ниже всех своих ватерлиний. К ней подошёл Ромка, подал бас-гитару; она, всё так же спиной к залу, надела её на себя и тронула струны знакомым перебором. Ромка шагнул вперёд и стал рядом с ней. Они так и играли вступление на двух гитарах – он лицом к залу, она – спиной, пока он не запел:

Пел Ромка сносно, но было бы намного лучше, если бы он не старался так походить на Виктора Цоя. Впрочем, это мало кто заметил, так как в зрительный зал уже летел припев от Златы:

И уже не было никакого приговора в этих словах, и уже она, повернувшись к ним, была другой, и, не давая утонуть, уже кидала в зал бесшабашный спасательный круг:

Тогда, на сцене «Эльдорадо», и родилось нечто в том контрастном душе, который она всем устроила – от первого удара по барабану, до последнего аккорда третьей, уже Златкиной песни, перед которой она заявила ожившей было публике, что уже вовсю требовала продолжения:

– Сейчас буду петь вам пошлости, ведь вы их желаете… Ещё буду петь гадости, вы их заслуживаете… А потом перестану петь, так как вы этого не достойны…

Она спела свою песню «Мама, сядь поудобней – я полезу обратно» , отключила гитару, и они молча ушли из ресторана.

В том вызывающем перфомансе и родилась группа «Архиблэк». Хотя, если честно, то им просто повезло, ведь после того, как Златка прошла мимо директора ресторана, скривив губы в усмешке, крёстный Рыжего в сердцах отказался иметь дело с племянником, который связался с такой непредсказуемой и неуправляемой панк-девицей. Но словно предчувствовал это Ромка, когда втайне приглашал на премьеру в «Эльдорадо» свою двоюродную тётку Наталью Загробян, главного редактора ростовской газеты «Седьмая столица», любительницу сотрясать патриархальные устои тесного для неё города. И после выхода восторженной статьи под заголовком «FUCK let’s ROCK, детка!», читающая публика узнала, что наконец-то и в Ростове появились бунтари, не дающие спокойно пережёвывать пищу.