Сергей Горбачев: Андроид 2.0

В общем, работа шла, проекты, за которые партия, хоть и с большой задержкой, но всё же платила, сменяли друг друга. Правда, была и обратная сторона у этого политического контракта – приходилось с головой погружаться в атмосферу Центрального аппарата. И выныривать порой было ой как не просто. Но деньги-то, как известно, не пахнут.

Самое время признать, что отношения с деньгами у Бена были предельно простыми. Они легко находили друг друга и также легко расставались, чтобы потом вновь непринуждённо встретиться. Деньги словно любили его, а он уважительно относился к ним за то, что те всегда возвращались, но при этом не упускал возможности посмеяться над священным трепетом, который деньги возбуждали у других. Наверное, поэтому его Бенджамин Франклин и рыдал над собственной судьбой золотого божка. Впрочем, этот аватар вызывал скорее не смех, а размышления.

Индивидуальный социальный пакет «машина – квартира – дача» Бена уже давно не волновал. Автомобиль он имел немецкий, не то чтобы спортивный, но купе. На ночь парковал его в подземном гараже дома в том районе Москвы, который ему очень нравился. Зато друзей удивил дачей, вернее её месторасположением. В то время как все стремились сократить расстояние от загородного дома до МКАД, Бен взял да и прикупил домик в Ростове Великом, за двести километров от Первопрестольной. А потом долго отшучивался: давно, мол, мечтал иметь усадьбу с видом на Кремль. Вид со старого крепостного вала, на котором стоял этот дом, действительно был великолепен: одни окна выходили на Ростовский кремль, другие на озеро. Последним хозяином особняка был никому не известный местный художник, в талант которого не верили даже его наследники, ведь писал он всё время вид из окна – красивое озеро Неро. Сквозь ветки деревьев весной и замёрзшие стёкла зимой, а ещё на восходе и при закате – один и тот же вид, одно и то же озеро. Так и досталась Алексею неразобранная мастерская в мансарде на втором этаже, в которой хранились почти четыре десятка пыльных холстов и эскизов. В общем, нравился ему этот дом, который он переделал под себя, даже нравилось называть себя ростовчанином с московской пропиской.

Хотя не меньше чем дом, ему нравилась дорога к нему. Нет, не само Ярославское шоссе, а то ощущение, которое всегда охватывало его, когда он выводил автомобиль на загородную трассу. Очень любил Бен погружаться в такое состояние, когда он, автомобиль и дорога – одно целое, когда правильно подобранная музыка и скорость создают ощущение полёта.

– Дорога – вот моя медитация, – как-то признался он Лизавете, которая что-то рассказывала про своё увлечение йогой, – не поверишь, Лизка, у меня за рулём сознание расширяется, – шутил Бен.

Но на самом деле в чём-то был прав. Все его лучшие проекты рождались после общения с дорогой.

Потому и дачу выбрал подальше от Москвы. Потому и каждый свой отпуск проводил за рулём, наматывая на колёса арендованных авто страны и континенты. Почти всю Европу с островами, Америку с востока на запад (с этого всё и началось) и даже Австралию по периметру объехал Бен в компании таких же повёрнутых на дороге приятелей.

Кстати, пора поговорить и о внешнем облике Алексея, ибо любой герой, который не пробуждает у своего читателя, особенно женской его половины, симпатии или дружеского расположения, обречён. Помните, как трагично про это поётся у Земфиры:

Поэтому, хоть наш Бен и неравнодушен к певице Земфире, срочно вернёмся к его внешности.

Всё высокое – рост, лоб и подъём стопы. Всё длинное – руки, ноги и нос. Зелёные – только глаза и та самая знаменитая аватарка, сделавшая его Беном. Кстати, при определённых обстоятельствах глаза могли приобретать желтоватый оттенок, но к внешности эти обстоятельства имеют слабое отношение. А ещё он был рыжий. Ну не рыжий-рыжий, и если уж честно, то совсем не рыжий. Но когда-то давным-давно, ещё в звонком детстве, было у мальчика Алёши большое рыжее пятно на русой головке, прямо на макушке. После десяти лет медно-рыжее стало уступать тёмно-русому и к взрослой жизни пропало с головы совсем, что не мешало ему чувствовать себя другим, ведь про себя всегда знаешь много больше остальных. Хотя остальные тоже бывают наблюдательны. Например, одна из его любимых женщин, сказавшая как-то утром: «…Лёшка, ты сейчас похож на римского патриция. Я себе их такими и представляла…» Впрочем, эти влюблённые выпускницы истфака такие романтичные, да и давно это было, чтобы воспринимать всерьёз столь лестную характеристику.