Андрей Анисимов - Чернуха

Сон Маши прервала все та же стюардесса, что приносила бульон. На чистейшем русском языке (роботы на авиалиниях имели автоперевод на все языки мира) она извинилась и сообщила, что по причине митинга в аэропорту Нью-Йорка, посадка перенесена в Рио-де-Жанейро. Стюардесса включила для Маши нужный канал телеэкрана и подала наушник с русским переводом.

Дикторша, одетая в модную мешковину, с волнением в голосе сообщала, что в городе и окрестностях эмигранты из России третьей, четвертой, пятой, шестой и седьмой волны вышли на улицы с требованием социалистических преобразований. Крупным планом на экране возникли транспаранты: «Требуем твердого оклада», «Бесплатный специальный паек сегодня», «Позор капиталистам, признающим только работу», «Мы не лошади», «Больше социализма в капитализме»…

Маша не сразу поняла, что происходит. Но она заставила себя включить сознание. Нарушается план операции. Как она улетит в Москву из Рио-де-Жанейро? Робот-агент, исполняющий и роль главного стюарда, тут же пришел на помощь:

– Леди напрасно беспокоится. Ровно через час после посадки она сможет пересесть на рейс Рио-де-Жанейро – Черновцы. От Черновцов до Москвы леди придется добираться вертолетом. Поскольку полоса Московского аэропорта уже не может принимать сверхзвуковые лайнеры.

– Откуда вы знаете, что я лечу в Москву? – вспыхнула Маша.

– Я даже знаю зачем вы туда летите. Но дела двух российских государств не представляют опасности для моего правительства.

Чтобы скрыть смущение, Маша отвернулась к иллюминатору.

Но, все знающий и легко читающий на расстоянии мысли людей, робот-автомат не мог себе представить, как тяжело он ошибся. Произошло это потому, что и сама Маша Невзорова, находясь на борту «Боинга», не могла себе представить, как будут развиваться дальнейшие события, связанные с ее заданием.

Когда дверца возка с надписью «Вторсырье» на борту открылась и Чернуха оказался на улице, то, ослепленный дневным светом, инженер не сразу понял, где он находится. Но, только глаза немного пообвыкли, Чернуха узнал до боли знакомые очертания кремлевских зданий. Здесь он проработал последние десять лет перед заключением. Отсюда и был отвезен в Лефортовскую тюрьму. Дорога тогда заняла гораздо меньше времени, потому что на арестованных бензина еще хватало…

– Давай, давай, нечего головой вертеть, двигай, – подпихнул Чернуху кучер-конвоир. – Двигай за ним…

Николай Васильевич только теперь увидел перед собой невзрачного субъекта в шинели, но без погон. Под шинелью проглядывало штатское. Субъект направился вперед, Чернуха за ним, извозчик сзади. Что-то не понравилось Чернухе, какая-то перемена…

Чернуха оглянулся и понял – возок, запряженный рыжим мерином, стоял там, где раньше находилась Царь-пушка. «Добрались», – подумал Чернуха и кулаки его сжались сами собой.

Президент Иванов решил провести встречу с заключенным не в своем кабинете. Для этого он выбрал кабинет администратора Дворца съездов. Никаких мероприятий здесь в ближайшее время не намечалось. Моисей Наумович верно рассчитал, что тут свидание пройдет наиболее незаметно…

Когда ввели Чернуху, Моисей Наумович поднялся навстречу. Первым протянул руку.

– Садитесь, пожалуйста, Николай Васильевич.

Чернуха молча уселся на стул в углу кабинета.

– Не сюда, не сюда, – приветливо пригласил президент, – Садитесь за стол.

Чернуха не пошевелился. Тогда Моисей Наумович подвинул к нему маленький столик и сам сел рядом. Постникова принесла на подносе бутылку пепси и два ванильных сухаря.

– Фирочка, – обратился президент к секретарше. – Товарищ Чернуха, наверное, по-настоящему голоден… Дай, детка, ему мою завтрашнюю порцию.

Постникова шмыгнула носом, но через минуту вернулась, неся на склеенной георгиевской тарелке небольшой кусочек куриного филе. Чернуха поглядел на еду, проглотил слюну. Моисей Наумович полез, было, в карман за алюминевой вилкой, но Чернуха быстрым движением здоровой руки схватил филе и молниеносно отправил его в рот. Затем глотнул из бутылки пепси. Поморщился и поставил недопитую бутылку на поднос…

– Николай Васильевич, – мягко начал президент, решив, что светское вступление можно считать законченным. – Вы знаете, в каком положении государство. Русские люди голодают… Вы считаете меня извергом. Но рассудите сами, разве можно считать извергом президента, если в его тюрьме сидят только два политических заключенных. Смешно сказать! Но войдите в мое положение, если я вас отпущу, какая ответственность ляжет на мои плечи?! Вы же живой человек! Нет, у меня и в мыслях нет, что вы удерете. Но, как всякий живой человек, вы можете просто умереть. А, если о вас узнают в Петербурге, вас похитят или уничтожат… Вы понимаете мою мысль? Я с вами предельно откровенен. Разве не ясно?!