Игорь Соколов: Метафизика профессора Цикенбаума

Профессор-то наш очень стойкий,
Трезв даже тогда, когда пьет,
Лишь скрип раздается от койки,
Всегда в его койке народ…

Девчонки с зачетками ходят,
Покоя ему не дают,
Поставьте пятерку Арнольдик,
И раскрывают сосуд…

Сначала только стеклянный,
Напьются, после живой,
Профессор стихи шепчет странно
И рвется с девами в бой…

Повсюду бутылки, конфеты
И девы рядами лежат,
И сладко колышатся недра,
В себе зарождая ребят…

С Цикенбаумом давно уже в берлоге я,
Профессор весь несчастный и больной,
Водку пьет со мной от тавтологии
И от студенток его любящих толпой…

С Арнольд Давыдычем давно уже в тумане я,
Вижу в жизни только пустяки,
Уплыли вдаль мои воспоминания,
Хмельные девы любят нас в волнах Оки…

Не помню, как нас вынесли с профессором
Ночью из его глухой норы,
Только с неба призраков процессия
Приносила вместе с девами дары…

Бог не Бог, но Мастер Сотворения
Нам любовью сладостной помог
Вкусить с девами избыток наслаждения,
Растянувшись в один тающий дымок…

А девы с нами пропадали, падали,
Дрожала звездами речная гладь,
Профессор думал вслух: А надо ли
Вот так от счастья в девах пропадать?!…

Цикенбауму льстило как Адаму
Стать властителем живого существа,
Он студентку – поэтическую даму
Со стихами лобызал до естества…

Он шептал: Ока так глубока,
Как проникшая в тебя моя рука,
Потом вместо руки волшебный шест
Проницает место всех невест…

Гляди, уже Ока заволновалась
От бегущего по волнам катерка
И моя взлетающая жалость
В тебя входит от порывов ветерка…

Если стонешь, значит, молишь Бога
За Любовь свою и за Судьбу,
Чтоб не обмануться вдруг жестоко,
Падая со мной на траву…

Да, ты пьяна, а потому ручная,
Шепчу тебе стихи, моя родная,
И твое лоно нежно шевелю,
Так звезды проницают светом мглу…

Бутылка выпита, ее сосуд бесценный,
Но все же не сравняется с твоим,
Где плавится огонь наш драгоценный,
Переплавляя мысли просто в дым…

Трава мягка, пушиста как ковер,
Травинки обрамляют твое тело,
Внутри тебя бушующий костер
Шепчет мне, что ты уже не дева…

Да, я слышал твои робкие стихи,
В них улыбалась мне печаль земная,
За которой твои прошлые грехи
Вряд ли что-то скажут мне, родная…

Однако утро настает, а ты ревешь,
Как будто снова ощущаешь жизни ложь,
Твоя зачеточка с пятерочкой лежит,
Обременяя твой несчастный стыд…

Но погляди, опять волнуется Ока
От резвящегося в волнах катерка,
Вот так и я опять в тебя влюбленный
Навещаю твое сладостное лоно…

Вот, твои слезы высохли опять,
Ты зря пытаешься мне грех свой объяснять,
Ведь грех с рождения как Смерть сама пришел,
Апостол Павел нам анализ произвел…

Так что я снова буду в твоем лоне
Изучать Любовь в безумном стоне,
Ты слышишь с неба гром, за ним вода
С тобой нас смоет просто без следа…

Вот ты была, – и нет уже тебя,
Не надо говорить, что жизнь – борьба,
Жизнь – исчезновенье наших тел,
Мы таем вмиг, переходя земной предел…

Сначала я в тебе, а ты во мне,
Потом мы вместе разлагаемся во тьме,
Вот здесь и будут после кости-черепа,
Да, Смерть как Жизнь нелепа и смешна…

Но лишь для тех, кто, вырвав болью стон, —
Не замечает, как лукавит небосклон, —
Ведь небосклон внутри себя гонящий пар
Из наших тел рождает сказочный пожар…

Чтоб мы прошли через него в другую тьму,
Как я сквозь твое лоно пал в Судьбу,
Любой наш след, пусть капля или вздох
Изобличает связь меж нежных ног…

Но главное, что есть какой-то Бог,
Который нам с собою справиться помог, —
Так Цикенбаум как Адам вел в роще речь,
Пытаясь грех в познание облечь…

Но снова загоралось в небе солнце
И он опять тонул в ее колодце,
Окружая страсть шептанием стихов,
В лоне ощущая мир грехов…

Цикенбаум, я и Амулетов
Созерцаем вместе яркую луну,
Дева сладостно раздета,
Ночью с берега бросается в Оку…