Геннадий Прашкевич - Тайный брат (сборник)

Да нет, раньше. Гораздо раньше! Ганелон лазал в башню Гонэ еще в те годы, когда в замке Процинта властвовал барон Теодульф, отец Амансульты, а святое странствие еще не было даже объявлено. Но башня и тогда была пуста и угрюма, а мерзкий заиленый пруд казался мертвым. Это сейчас пруды ожили, хотя никто не может сказать – зачем они понадобились Амансульте?

Кастеллоза… Замковая…

Вернувшись с горы, Амансульта требовала лимонной воды и презрительно приказывала выбросить в ров все цветы и подарки, присланные ей графом Матье де Сент-Мени. В свое время граф откупился деньгами от святого странствия, не ступил твердо на стезю святого гроба, ведущую в Иерусалим, туда, где возвышается гробница Христа. Воевать агарян ушли другие истинные паладины. А позже, несколько позже, тот же граф Матье де Сент-Мени не помог Амансульте собрать нужную сумму, необходимую для выкупа барона Теодульфа – ее отца, попавшего на Востоке в руки неверных.

О, Восток! Там в жгучих песках обитают неверные, там кобылы оплодотворяются ветром. Там мясо дикого верблюда, будучи сваренным, продолжает расти, а из песков, расплавленных полдневным жаром, рогатые муравьи величиной с собаку выкапывают рогами самородное золото. Там неверные истязают воинов христовых, попавших в их нечистые руки.

Кто выкупит барона Теодульфа?

Кто поможет девице Амансульте?

Где взять нужное золото, безанты и марки?

Многие соседи, помнящие хозяина замка Процинта, желают самой лютой смерти барону. Так уж ведется, что сильных всегда не любят. Выкуп, потребованный сарацинами за барона, огромен. Действительно огромен. Барон томится в неволе уже два года. Вместо хвалебных баллад, сочиненных льстивыми трубадурами, вместо богохульного рева всегдашних собутыльников барон слышит только птичью речь неверных, а может, даже и этого не слышит, запертый в глухую каменную клетку, мгла которой темнит его выпуклые неистовые глаза. Ни один сосед в округе не пожелал помочь девице Амансульте, прозванной Кастеллоза. Хуже того, маркграф Девер, пользуясь отсутствием барона, пытался отрезать от ее нынешних владений изрядный кусок леса и объявил несколько деревенек своими, хотя хорошо знал – земли, имущество и люди барона Теодульфа, паладина, ушедшего в святое странствие, истинного воина христова, отнимающего у неверных гроб Господень, находятся под покровительством самого папы. Но до Рима далеко и Кастеллоза не стала искать правды в Риме, хотя начальник папской канцелярии епископ Данетти приходился ей родственником. Всего лишь за восемь дней крепкие дружинники, собравшиеся по зову Амансульты, дотла выжгли несколько отдаленных деревенек маркграфа Девера, угнали его многочисленных лошадей, даже пытались штурмовать каменный замок маркграфа и, хотя замок не был взят, вернулись в Процинту, победно вздымая боевые значки, укрепленные на поднятых копьях.

Ведьма. Так говорили об Амансульте.

В самом верхнем узком окне донжона – башни, выше всех встающей над замком, тревожно теплится по ночам свет. В тихой зале, украшенной старыми выцветшими гобеленами, при свечах, а иногда при факелах, грея озябшие руки у огня, пылающего в огромном камине, Викентий из Барре – тщедушный монах с маленькими, всегда воспаленными глазами, тихий, как мышь, но упорный, как старая крыса, восстанавливает старые списки. Монах Викентий называет эту залу библиотекой. Здесь, поглядывая на Амансульту, он подолгу рассуждает о познании вещей божеских и человеческих. Наклоняясь к камину, чертит на остывающей, все еще как бы дышащей золе пути небесных созвездий палочкой для черчения математических фигур, а иногда произносит странные, непонятные Ганелону слова.

«Блаженствовало бы государство, если бы им управляли ученые мудрецы или его правители стремились бы научиться мудрости…»

Ганелон этого не понимал. Да и как понять такое?

Ведь если бы государством управляли не благородные бароны с мечами в руках, а нищие старцы, произносящие всякие мудреные слова, разве стали бы прислушиваться к ним плохие люди? Разве вышли бы в поля добрые крестьяне, если б узнали, что желает этого не барон Теодульф, содержащий хорошо вооруженных дружинников, а нищий старец, у которого не только что нет дружинников, а и сам он и слаб, и сир, и ходит в простых отрепьях, и ест заплесневелый хлеб, выпрошенный на паперти? Разве не расплодились бы повсюду еретики, если бы благородные бароны не следили строго за тем, чтобы не бродили по их землям странные люди из чужих краев, распространяющие среди простолюдинов еще более странные и опасные мысли?