Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь

– О чем остальном? – спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

Александр лишь махнул рукой.

– Да разные планы. Планы!

– А я говорю, что лучше ее подготовить, – заявил Чезаре таким тоном, который скорее подобал отцу в разговоре с сыном, чем наоборот. Александр отмахнулся, не желая развивать эту тему. Звезда Чезаре поднималась все выше, и папа, казалось, начинал побаиваться собственного сына. – В предстоящий год нас ждут великие дела, Лукреция. Италия навсегда изменит свой облик. А мы наживем еще больше врагов.

– В таком случае папа прав, – с тревогой сказала Лукреция. – Мне лучше ни о чем не знать.

– Тем не менее все это затронет и тебя. Семейные дела. Поскольку ты одна из Борджиа, тебя будут считать причастной.

Семейные дела. Она посмотрела на брата.

– Ты забыл, что я теперь замужем за наследником Феррары. Я теперь лишь наполовину Борджиа, а на другую половину д’Эсте. – Лукреция широко улыбнулась, будто намекая, что просто пошутила. Она взглянула в окно, за которым по-прежнему валил снег. – Мне пора.

– Да, раз пора, ничего не поделать. Ах, подойди же ко мне и поцелуй. – Александр широко раскрыл объятья, и она в последний раз ощутила на себе всю силу отцовской любви. – Как же я буду жить без тебя? – Его голос задрожал, и из глаз вновь хлынули слезы. Она сама едва не расплакалась.

С другой стороны комнаты за ними наблюдал Чезаре. Глаза его были совершенно сухими.

Лукреция расправила юбки и подошла к нему с высоко поднятой головой. Чезаре Борджиа, красивый мужчина, который носит в душе лед и пламя. Вот только недавно она стала замечать, что цвет лица его приобрел немного розоватый оттенок, и то там, то тут видны рубцы от сыпи, покрывавшей его кожу во время обострений. Теперь красота его уже не безупречна.

– Прощай, мой дорогой герцог Валентино, – сказала она, обнимая его. – Обещай, что будешь беречь себя на поле битвы.

– Ты тоже береги себя. – Он разжал объятья, но задержал ее руку в своей. – Так что? – Он понизил голос до шепота. – Услышу ли я теперь от моей любимой сестры долгожданные слова?

– Какие слова? – спросила она с улыбкой на губах.

– Что ты любишь меня и прощаешь.

– Ах, Чезаре. Разумеется, я люблю тебя. Ведь ты мой брат.

Он ждал, не произнося ни слова.

– Ты мой брат, – повторила Лукреция, и ее голос дрогнул. Она высвободилась из его рук и ушла.

А снаружи стоял Иоганн Буркард – так близко к двери, что с трудом верилось, что он не подслушивал. За все эти годы он так и не овладел каталонским, зато отлично понимал интонации.

– Госпожа, – сказал он, сразу выпрямив спину. – Я… Вас просят пройти во двор.

– Да, да. Уже иду, – машинально ответила Лукреция, пытаясь собраться с мыслями.

– Желаю вам счастливого пути. – Буркард поклонился. – Я буду молиться, чтобы город Феррара позаботился о вас должным образом.

– Прощайте. – Она взяла его руку. – И спасибо за добрые пожелания. – Наступило неловкое молчание, а затем, вдруг охваченная странным порывом, она добавила: – Иоганн, я знаю… я знаю, что порой мы… у нашей семьи много врагов. Но вы очень нужны отцу. И я знаю, вы хорошо к нему относитесь. Я очень благодарна вам за это. – Лукреция наклонилась и поцеловала его в щеку.

Еще долго пред ее мысленным взором стояло удивленное лицо старика.

Во дворце вовсю суетились фрейлины. Они укутывали хозяйку в шерстяные накидки, подыскивали меховые шапки и перчатки. Возможно, стоило воспользоваться паланкином – в нем бы она, по крайней мере, не вымокла. Но ей очень хотелось увидеть все происходящее. Она вскарабкалась в удобное седло мула, и кавалькада двинулась в путь. Они выехали со двора и направились мимо Ватикана к Виа Алессандрина. Снег пошел еще гуще, снежинки кружились, исполняя по пути к земле причудливый танец.

Лукреция посмотрела вверх на окна второго этажа, точно зная, что увидит там его крупное лицо, прижатое к толстому стеклу. Он махал ей рукой, и она помахала в ответ, затем переключила внимание на своего мула, который, предоставленный самому себе, не знал, куда идти в такую метель. Кавалькада ехала вперед, и отец переходил от окна к окну. Еще и еще. Затем переместился в следующую комнату, и еще в одну, быстро проносясь по длинному коридору Ватикана, отчаянно надеясь бросить на дочь последний взгляд, пока, наконец, она не скрылась за углом и оба не потеряли друг друга из виду.

Процессия пересекла мост Святого Ангела и медленно двинулась к Пьяцца-дель-Пополо. Одетый в белое город странно притих. Снег падал так густо, что они ехали будто во влажном тумане. Туман. Она направлялась в город туманов. Там он скатывается с реки и окутывает, будто одеяло. Говорят, что порой невозможно разглядеть ничего даже на расстоянии вытянутой руки. Лукреция протянула вперед перчатку и разглядела украшенную вышивкой кожу, а дальше – ничего.