Эшли Родс-Кортер: Три коротких слова

Продав скромное наследство, мама записалась на курсы косметологов. Прежде чем приступить к работе со средствами для химической завивки и окраски волос, ей следовало пройти медосмотр. Так она узнала, что беременна мной. Мама рассчитала, что зачатие произошло в ночь, когда она «отмечала» похороны бабушки. Так или иначе, через тридцать девять недель на свет появилась я. Когда у мамы начались схватки, она смотрела по телевизору сериал «Молодые и дерзкие» и дала мне имя одной из героинь.

Наконец Дасти уступил и согласился переехать в Тампу. Мама взбодрилась. Собирая вещи, она напевала «Ты – мое солнце» и приговаривала: – «Мы переедем в Солнечный Штат и будем жить долго и счастливо».

Я почти ничего не помню об изматывающей поездке, только то, как подпевала Джоан Джетт по радио. Во Флориде мы остановились сначала в мотеле, затем в каком-то доме, где пахло, как на морском берегу во время отлива. Помню, я ходила по трейлерному парку с бутылочкой для кормления и выпрашивала молоко для Люка. Мы всегда брали еду на вынос в дешевых забегаловках, и машина насквозь пропахла маринованными огурцами и горчицей. Сидя на заднем сиденье, я с аппетитом уминала очередную порцию гамбургеров, как вдруг мама громко выругалась:

– Черт! Вляпались!

Красная полицейская «мигалка» осветила окна красивым темно-розовым светом, и руки у меня засияли, словно под кожей горел огонь.

Включилась оглушительная сирена. Дасти в сердцах саданул кулаком по рулевому колесу.

– Эшли, просись на горшок, понятно? – приказала мама.

Полицейский поинтересовался, где наш номерной знак.

– Мама, хочу пи-пи! – громко объявила я.

– Куда направляетесь? – продолжал инспектор.

– Едем в гости к моему отчиму, – ответила мама самым любезным тоном.

– Мы только-только из Южной Каролины. Переезжаем, – перебил ее Дасти. – Завтра я получу новые номера.

– Добро пожаловать в штат Флорида, – ответил ему инспектор и, бегло взглянув на меня и Люка, арестовал Дасти за отсутствие номерного знака и просроченные водительские права.

Мама то ругалась, то плакала, пока мы ждали, когда Дасти выпустят. Он вышел через несколько часов, и мы отправились в наш новый дом – оштукатуренную снаружи прямоугольную коробку на тенистой Севаха-стрит. «Мы будем жить в отдельном доме», – сказала мама, и я поняла, что дела у нас пошли в гору. Через три дня пришли полицейские – и навсегда разрушили мою семью.

Я сидела на крыльце в одних шортах, когда подъехала патрульная машина.

– Его здесь нет, – ответила мама на вопрос, где находится Дасти. Один из полицейских двинулся к ней. Мама, прижимая к себе Люка, закричала: – Я ни в чем не виновата!

– Мама! – завопила я, протягивая к ней руки.

Офицер в форме оттолкнул меня и выхватил Люка из маминых объятий. Я побежала к полицейской машине, куда уже усадили маму. Задняя дверь хлопнула так громко, что у меня поджилки затряслись. Даже сквозь закрытое окно было слышно, как кричит мама. Чьи-то руки оттащили меня обратно на тротуар, машина с мамой тронулась и скрылась из виду. Я отчаянно силилась вырваться и броситься вдогонку.

– Успокойся! Не дергайся! – приказал мужчина с блестящими пуговицами на форменной рубашке.

– Винки! – захныкала я, вспомнив про своего мишку.

– Это кто еще такой?

Офицер отпустил меня в дом. Я вытащила Винки из-под своего одеяла.

– Мишку можешь взять с собой.

Полицейский наобум схватил две моих футболки, надел одну на меня и велел мне обуться. Ярко-розовую футболку с земляничкой он напялил на Люка, хотя она была слишком велика.

В участке Люка передали женщине-офицеру. Она посадила его себе на колени, я присела рядом. Люк схватил Винки за уши, а я прислушивалась к приглушенным маминым выкрикам, оглядывалась, но не могла понять, где же она. Тут вошли две какие-то женщины в обычной, не форменной, одежде. Одна из них взяла Люка, другая грубовато схватила меня за руку и потащила за собой. Винки остался у Люка.

– Дай! – зарыдала я и потянулась к своему мишке.

– Вы скоро увидитесь, – сказала мне одна из женщин.

– Винки!

И вдруг у меня перед глазами промелькнула мама.

– Эшли! Я скоро вас заберу! – только и успела выкрикнуть она, и дверь захлопнулась. Я обернулась. Люка уже не было. Меня вывели на улицу и погрузили в машину.

– Мамочка! Люк! Винки! – громко звала я.

– Вы скоро увидитесь, – повторила женщина, и машина тронулась.

Вспоминать тот день – все равно что раздирать рану, которая едва затянулась. Тогда я верила, что все будет как прежде. Я даже не догадывалась, что больше никогда не вернусь к маме, а Винки не вернется ко мне.