Эшли Родс-Кортер: Три коротких слова

– Даже пирог не можешь испечь по-человечески! – взъярился Дасти, заметив пригоревший низ пирога, и запустил форму для выпечки в стену.

Как обычно, когда назревала ссора, я пряталась под одеяло, в надежде, что оно укроет меня от ругани и драки. Уставившись сквозь дыру в одеяле на какой-нибудь предмет, например, на брошенный на полу ботинок, я отгораживалась от всех проблем.

Однажды мама задремала, а когда проснулась, обнаружила, что Дасти и тетя Лианна сидят бок о бок перед телевизором. Мама появилась как раз в тот момент, когда они, хихикая, щекотали друг друга.

– Как ты можешь! Он ведь отец моего ребенка! – набросилась она на сестру.

– Сама-то в это веришь? – огрызнулась тетя Лианна и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Прошло несколько недель, а она все не возвращалась, и я так сильно скучала по ней, что наматывала свои кудряшки на пальцы, представляя, будто тетя рядом.

Вскоре родился Томми. Мама принесла его в желтом одеяле и разрешила поцеловать крошечные пальчики. Больше я ничего не помню, потому что через два месяца Томми не стало. Иногда мне кажется, что он мне приснился, а то и вовсе был куклой, которой не разрешали играть. Когда я видела его в последний раз, он уже перестал двигать ручками и весь посерел. Мы сидели в комнате и по очереди держали его на руках. Потом Томми положили на перинку в ящик.

Вскоре после того, как пропал Томми, мама снова забеременела. Еще через пару месяцев она вышла замуж за Дасти, и какое-то время – очень недолго – мы были похожи на счастливую семью. Но Люк родился недоношенным: всего через девять месяцев после рождения Томми. Таким образом, маме не было и двадцати, а она умудрилась родить троих детей чуть менее чем за три года.

Но у Люка хотя бы был отец, в отличие от меня. При рождении мой новый братик весил всего два фунта. Мама вернулась домой без него.

– А где же ребеночек? – спросила я.

– Побудет в больнице, пока не окрепнет, – объяснила мама.

Однажды ночью я проснулась от маминых всхлипываний. Дасти хотел ее утешить, однако мама его оттолкнула:

– Это все ты виноват! Ты меня ударил! – выкрикнула она.

Прижимаясь к маминому животу, похожему на сдутый мяч, я спросила:

– А когда я увижу братика?

– Его перевели из Уилсона в Гринвиллскую больницу. Там он быстрее поправится, – ответила мама. – Скоро мы к нему поедем.

Тем временем она вернулась на работу, а поскольку работала она в вечернюю смену, приглядывать за мной полагалось Дасти. Однажды вечером, когда я в одиночестве бродила по трейлерному парку, меня увидели соседи – и отвели к себе. Я оставалась с ними, пока мама не вернулась домой.

На следующий день она упаковала вещи, и мы переселились в благотворительный семейный центр при Гринвиллской больнице.

Мы навещали Люка каждый день. Мне почти всегда приходилось сидеть в комнате ожидания, уставленной детскими столиками, и раскрашивать картинки. Изредка мне разрешали надеть медицинскую маску и войти в зал, где в коробках – не таких, что была у Томми, а из прозрачного пластика – лежали младенцы. Мама приподнимала меня, и я заглядывала внутрь.

– Он так и останется там лежать? – спросила я.

– Нет, конечно, – пообещала мама, – он сильный, как его папа.

Люка выписали через семь месяцев, но ростом он был не больше моих кукол. Иногда вместо подгузника мама надевала ему одноразовую медицинскую маску.

Тетя Лианна часто звонила и приходила помогать по дому.

– Где мама? – как-то раз спросила она, когда я подошла к телефону.

– На кухне, крэк варит, – не моргнув, ответила я.

– Понятно. Я сейчас приду, – и она повесила трубку. Но когда тетя Лианна постучалась в дверь, Дасти ее не впустил.

Дасти работал прорабом на стройке. Однажды они с напарником что-то не поделили, и тот чуть не ворвался в наш трейлер. Дасти вовремя запер дверь, однако взбешенный напарник выбил ее с петель, а затем принялся крушить все вокруг. Сперва о стенку разлетелся стул, затем в меня полетел журнальный столик. Я вовремя отскочила.

– Ты чуть не прибил Эшли! – завопила мама.

– Он не попал, мам, – прошептала я, сжавшись в углу.

– Надо уезжать отсюда, – заявила мама Дасти, когда они прибирались. – Здешние на тебя плохо влияют.

– На себя посмотри, – ощетинился Дасти. – У меня тут работа, между прочим.

– Во Флориде работы не меньше, – не отступала мама, отшвырнув сломанный стул в угол. – Мне вообще не стоило оттуда уезжать, когда умерла мама.

Мою бабушку по маме звали Дженни. Первого ребенка она родила в четырнадцать лет и сразу от него отказалась. Затем у нее родились: Перри, вслед за ним близнецы – Лианна и моя мама – и младший, Сэмми. Когда бабушке Дженни исполнился двадцать один год, у нее обнаружили рак шейки матки и провели гистерэктомию. Больная, без гроша за душой, с мужем-алкоголиком, поднимавшим на нее руку, бабушка решила, что не в состоянии дальше содержать детей, и сдала их в детский дом при баптистской общине. Мама не виделась с родителями много лет, но когда бабушка Дженни лежала при смерти, мама ездила к ней во Флориду попрощаться. Бабушке Дженни было тридцать три года.