Барбара Пим - Замечательные женщины

– Насколько я понимаю, Рокингхем ничем там особенным не занят, только пачками очаровывает скучных девиц в плохо сидящей белой форме из вспомогательного конкурса.

– Но, право же… – запротестовала было я, но потом решила, что, в конце-то концов, это вполне достойная работа. Священники часто преуспевают на этом поприще, и, так как многие прихожане действительно носят скучную, плохо сидящую одежду, обаятельная любезность входит у духовных лиц в привычку. Но я и не подозревала, что таких умений следует ожидать от морских офицеров.

– А теперь мне надо обрабатывать полевые заметки, – продолжала миссис Нейпир.

– Ах да, конечно. Как интересно…

– Ну…

Встав, она поставила кружку на поднос, – мне в этом почудился приказ «Вольно! Разойтись!».

– Спасибо за чай, – поблагодарила я. – Вы обязательно должны прийти ко мне, когда обустроитесь. Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу чем-то помочь.

– Спасибо, не сейчас, – отозвалась она. – Но, возможно, позже…

Тогда я пропустила ее слова мимо ушей. Маловероятным казалось, что наши жизни могут как-либо соприкоснуться помимо случайных встреч на лестнице и, разумеется, общей ванной.

Возможно, мысль об удобствах тоже пришла ей в голову, потому что, когда я уже поднялась на полпролета, она вдруг меня окликнула:

– Кажется, я пользовалась вашей туалетной бумагой. Постараюсь не забыть принести свою, когда ваша кончится.

– Да нет, все в порядке! – крикнула я в ответ, несколько смущенно.

Я принадлежу к кругу, где о таких вещах не кричат, но все равно понадеялась, что она не забудет об обещании. Необходимость покупать туалетную бумагу на троих показалась мне довольно обременительной.

Войдя к себе в гостиную, я с некоторым удивлением обнаружила, что уже почти шесть. Должно быть, мы проговорили больше часа. Я решила, что миссис Нейпир мне не слишком нравится, но потом принялась упрекать себя в недостатке христианского милосердия. Обязательно ли все должны нам нравиться? Возможно, нет, но не следует судить ближних своих, которых мы знаем чуть больше часа. И вообще, не наше дело судить. Я так и слышала, как отец Мэлори говорит нечто подобное на проповеди, и как раз в этот момент часы Сент-Мэри пробили шесть.

Шпиль церкви виднелся за деревьями на площади. Теперь, когда они сбросили листву, церковь выглядела даже красиво: она поднималась среди фасадов домов с облезающей штукатуркой такая чопорная и викторианско-готическая, пожалуй, уродливая внутри, но очень для меня дорогая.

В нашей округе имелось два прихода, но церкви Всех Душ я предпочла Сент-Мэри – не только потому, что она была ближе, но и потому, что она была «высокой» [3]. Боюсь, мои бедные родители никак бы этого не одобрили: я так и видела, как мама, поджав губы и качая головой, испуганно выдыхает шепотом: «Ладан!» Но, возможно, было вполне естественным, что мне захотелось восстать против своего воспитания, пусть даже на такой безвредный манер. Я на пробу ходила на службы в церковь Всех Душ, даже два воскресенья подряд, но, когда вернулась в Сент-Мэри, отец Мэлори остановил меня однажды утром после мессы и сказал, как рад снова меня видеть, мол, они с сестрой даже начали волноваться, боялись, не заболела ли я. После этого я уже не покидала Сент-Мэри, а Джулиан Мэлори и его сестра Уинифред стали моими друзьями.

Иногда я думала: как странно, что в Лондоне мне удалось создать для себя жизнь, настолько похожую на ту, какую я вела в сельском пасторате, пока были живы родители. Но многие местечки Лондона сохранили на удивление деревенскую атмосферу, так что, возможно, все сводится к тому, чтобы выбрать себе приход и в него вжиться. Когда с интервалом в два года умерли мои родители, они оставили мне маленький доход, довольно много мебели, но никакого дома. Как раз тогда я решила поселиться с моей старой подругой Дорой Колдикот и днем, пока она преподавала в школе, работала в ведомстве по цензуре, где, по счастью, не требовалось особой квалификации, если не считать терпения, такта и некоторой склонности к эксцентричности. Теперь, когда Дора уехала, я ожидала, что снова останусь одна, заживу цивилизованной жизнью со спальней, гостиной и свободной комнатой для друзей. Я не наделена темпераментом Доры, который позволяет ей с удовольствием спать на раскладушке и есть с пластмассовых тарелок. Мне казалось, что я достаточно взрослая, чтобы привередничать и вести себя как старая дева, если захочу. Я на полставки работала в организации, помогавшей обедневшим женщинам из хороших семей, – дело, очень близкое моему сердцу, ведь я как раз из тех, кто однажды может пополнить их число. Миссис Нейпир с ее серыми брюками и антропологией ничего подобного явно не грозило.