Саша Аранго - Правда и другая ложь

Дверь его отделанного дубовыми панелями кабинета была, как всегда, открыта. Стукнуло уже десять часов. Мореани нетерпеливо встал из-за стола, вытащил из ящика для входящих документов лист бумаги и вышел в приемную, где сидела его секретарша.

Гонория Айзендрат оторвалась от корректуры и посмотрела на бумажку, которую сунул ей шеф. Гонория работала в приемной Мореани вот уже двадцать лет. После периода процветания она пережила вместе с шефом времена неудач и провалов, его борьбу с возрастом и превратностями судьбы. Когда дела шли совсем плохо, Гонория накладывала свежий, более яркий макияж и делала новую прическу, чтобы вселить в Мореани надежду на лучшее.

Она верила в силу неприметных знаков, которые, подобно спрятанным указателям, непременно приведут ищущего к цели. Она, в конце концов, очистила приемную шефа от календарей с мрачными мотивами, а полки – от хлама старых неудачных издательских программ. Много лет она неизменно варила начальнику кофе мокко без кофеина, но зато с кардамоном. Смягчающие судороги свойства этого имбирного растения могли бы, наверное, предотвратить обе мировые войны. Мореани сам не замечал благотворного влияния напитка, что прибавило Гонории уверенности в своей правоте – доза кардамона оказалась точной. Мореани стал намного лучше себя чувствовать, особенно с тех пор, как в полумраке его кабинета повисли ароматы магрибской мяты и сандалового дерева, а цветы на письменном столе перестали вянуть.

Однако, несмотря на все усилия, банкротство издательства было явно не за горами. Энергия, с какой Мореани в былые времена правил издательством, стала иссякать. Между тем Гонория занялась частной перепиской шефа, а затем взяла под контроль святая святых – бухгалтерию. Интуитивное понимание цифр и множеств – это дар, который невозможно ни приобрести, ни унаследовать. В партитуре годового итогового баланса Гонория ощущала стройную мелодию жизни издательства. Деньги она добывала продажей лицензий и прав на экранизацию. От Гонории не ускользнуло, что в последние годы Мореани стал сильно сдавать. Его распоряжения все чаще звучали как завещания. Он начал регулярно навещать врача – это Гонория тоже заметила. Стали появляться первые инвесторы. Эти типы жаждали крови, придирчиво изучали бухгалтерские отчеты и, кажется, начали приценяться даже к мебели. Гонория готовила для этих гостей кофе на воде из цветочных ваз и подавала вместе с печеньем. После этого она садилась в приемной и ждала. Проходило немного времени, прежде чем первый из посетителей спрашивал, где туалет. Больше в кабинет он не возвращался.

Тем не менее дела шли не блестяще, и крах издательства был лишь вопросом времени. Тихая надежда Гонории Айзендрат дождаться своего часа и обрести покой рядом с Клаусом Мореани рухнула в тот миг, когда в приемную вошла эта тщеславная, невежественная и ослепительно молодая женщина с рукописью «Фрэнка Эллиса» под мышкой.

Гонория прикинула, что эта дама приблизительно вдвое моложе ее; гибкая, красивая, с гладкой кожей. Объявлением войны можно было считать обтягивающую короткую юбку в черно-белую клетку. Главное орудие – высоко оголенные бедра – было направлено прямо на Мореани, который поспешно встал из-за стола, когда женщина вошла в его кабинет. После короткого разговора Мореани плотно закрыл дверь, чего никогда раньше не делал. Это был ужасно длинный день. Дама пробыла в кабинете шефа три часа. Гонория слышала, как начальник несколько раз звонил по телефону, причем не через секретаря, а по прямому проводу, и это был очень плохой знак. Наконец Мореани в страшном возбуждении вышел из кабинета и попросил Гонорию организовать шампанское. Из кабинета несло табачным дымом и ландышевыми духами. Краем глаза Гонория заметила, как эта женщина сидит в эймсовском кресле шефа и качает красивой ножкой, затянутой в чулок со швом.

Гонория купила шампанское в супермаркете на углу и принесла из столовой пару стаканов. Саму ее на торжественное распитие не пригласили. После окончания банкета Гонория проветрила приемную, убралась в кабинете шефа, вымыла стаканы и опорожнила пепельницу на столе, посчитав при этом окурки со следами губной помады. Это было двадцать третьего марта. Мореани забыл даже о своем дне рождения. Худший враг мужчины – он сам, худший враг женщины – другая женщина.

Успех «Фрэнка Эллиса» все изменил. Мореани буквально расцвел. Бетти приходила к нему ежедневно для каких-то, бог знает каких, переговоров. С секретаршей она здоровалась, как с горничной: «Добрый день, Гонория», – а потом плотно закрывала за собой дверь кабинета. В приемной оставался тошнотворный запах ее дешевых духов.