Адена Хэлперн - 10 лучших дней моей жизни

Готовы?

Одна из трех спален оборудована под гардеробную! Нет, не просто гардеробную, а гардеробную моей мечты! На плечиках развешены последние коллекции лучших модельеров. Марк Джейкобс, Валентино, Оскар де ла Рента – все, что душе угодно. Шкафы ломятся от нарядов Дианы фон Фюрстенберг, Эллы Мосс, Ребекки Тейлор. На ярлыках красуются товарные знаки «Теори», «Роган» и «Винс». Здесь же вся линия Москино «Чип энд шик». Рядами висят джинсы «Чип энд пеппер», «Ситизенс оф хьюманити», «Тру релиджен». Вся одежда сидит как влитая.

Позвольте мне перевести дыхание, и перейдем к обуви.

Хотя вам лучше присесть.

Кристиан Лубутен, Ив Сен-Лоран, Хлои, Маноло, «Антик батик», Роберт Клержери – все туфли моего размера и не жмут. Я померила каждую пару, так что могу утверждать наверняка.

А сумки! Марк Джейкобс, Малберри… О, Ланвен, фирменные плетенки французского дома «Луи Виттон», Генри Кюр – как на подбор!

За зеркальными дверьми высоких шкафов скрываются невиданные сокровища. Прошу прощения, но я вижу красное шелковое платье от Веры Вонг, которое надевала Опра на ежегодный бал легенд. Я не успокоюсь, пока его не примерю!

Да, теперь я совершенно уверена, что умерла и попала в рай.

Я скинула одежду, потянулась к наряду и краем глаза заметила отражение в зеркале. Что за чертовщина?

– Бабушка! Куда делись целлюлит и растяжки на груди? Где лишние десять фунтов?

– Сколько можно повторять?! – донесся ответный крик. – Ты в раю! Здесь нет целлюлита, растяжек, прыщей, жирной кожи, мозолей и бородавок. Ты умерла, теперь ты дух.

Я все же не выдержала и потеряла сознание.

Очнувшись, увидела склонившуюся надо мной бабушку.

– Наверное, стоит упомянуть, что можно есть сколько угодно. Полнота тебе не грозит.

Вовремя она это сказала. Я направилась прямиком к роскошному холодильнику «Саб-зиро» и всерьез принялась за содержимое. Особенно мне понравился торт, густо покрытый шоколадной глазурью. За ним последовали мороженое «Грэтерс», доставленное прямиком из Огайо, шербет и сырные сэндвичи из ресторанчика «Пэт» в Филадельфии, бейглы и пицца из нью-йоркского кафе «У Джона», китайский салат с курицей из «Чин-Чин» в Лос-Анджелесе и картофель фри из «Макдоналдса».

Перекусив, мы вышли во внутренний дворик с черно-белыми полосатыми маркизами. Погода стояла превосходная – семьдесят пять градусов и легкий ветерок. Я надела жемчуга от Кати Вотерман. Они прекрасно подходили к обстановке: уютное патио, шелестящие оборки занавесей, мягкие плетеные диваны и шезлонги.

На столе стояла бутылка охлажденного французского шампанского «Круг» урожая 1990 года и блюдо невероятно вкусной клубники неизвестного происхождения. Она сама по себе появилась в холодильнике. Дед в наушниках слушал репортаж с матча «Филлис», дядя Моррис неспешно потягивал вино между затяжками «Коибой», а бабушка судачила о проживающих в раю знакомых.

– Хенни Фридберг слышать не хочет о Морте. Сейчас она встречается с милым джентльменом из Англии восемнадцатого века.

Под журчание сплетен я заметила, как кто-то заходит в соседний трехэтажный дом. Особняк будто перенесли на небеса прямиком с улиц Хэмптона. Мужчина открывал заднюю дверь. Я пригляделась… Неужели?

– Адам!

Бабушка замолчала и проследила за моим взглядом. Адам обернулся; он так и не сменил спортивный наряд.

– Привет! – откликнулся он и побежал к белому заборчику, что разделял наши лужайки.

Я подхватила подол и помчалась ему навстречу. Вернее, попыталась, поскольку туфли от Маноло, красное платье Веры Вонг и жемчуга Кати Вотерман вовсе не придают ускорение, даже в раю.

– Ты здесь живешь?

– Да, представляешь? Я заглядывался на этот дом еще ребенком, в Хэмптоне.

– А у меня дом Лена Якобса! – Я указала на усадьбу.

– Да тут чудеса творятся! Кто такой Лен Якобс?

– Один мальчик, мы с ним учились в школе, – отмахнулась я.

– Разве не замечательно? Смотрю, ты переоделась по случаю.

Адам оглядел мой наряд, и я смутилась. Неудобно вышло.

– Это твоя семья?

Я обернулась и оказалась нос к носу с дедом, бабушкой и дядей – они стояли за спиной и улыбались с загадочным выражением, какое возникает у еврейских дедушек и бабушек, а также дядей, когда на их глазах двадцатилетняя (ну, постарше) внучка или племянница знакомится с будущим женихом. Кстати, если вы недоумеваете, что делают в раю евреи, так раввины ни словом не обмолвились о небесах. Тем более наша семья не отличается религиозностью. В любом случае, когда внезапно сталкиваешься с давно умершими родственниками, вряд ли кому-то придет в голову спорить, что им здесь не место. Самое время вспомнить бабушкины слова: «Милая, это рай. Здесь получают все, чего пожелают».