Час прошел, а я продвинулся лишь на треть дорожки, работать же быстрее никак не получалось. Девочки тем временем вышли из дома и стали съезжать с маленькой снежной горки, которая образовалась у подъездной дорожки моими трудами. Они заливались смехом, когда оказывались в самом низу, а собаки радостно запрыгивали сверху. Дети сталкивали снег на уже расчищенный участок, но я, обалдевший от работы, не обратил на это особенного внимания. Да что там – я воткнул лопату в снег (а его выпало сантиметров сорок) и стал кататься вместе со всеми. Так приятно, когда без усилий скатываешься с искусственной горки, только ветер свистит в ушах. Снова чувствуешь себя ребенком. На санках я уже лет тридцать пять не катался.
Мы бегали, шутили, хохотали. По правде говоря, между нами устанавливались все более непринужденные отношения, мы делили минуты радости так естественно, как я и мечтал.
Через полчаса девочки хором пожаловались, что замерзли, устали и хотят вернуться в дом.
– Да ну, – возразил я. – Давайте поиграем еще. Пожалуйста.
– У меня ноги промокли, – сказала одна.
– А у меня руки закоченели, – подхватила другая.
Они направились в дом, и при каждом шаге их намокшие штанины громко шуршали. А мы остались: я, лопата и снег.
Копнул, прошагал, сбросил. Копнул, прошагал, сбросил. Я видел, как по улице проезжали частные снегоочистители, направляясь в неведомые мне дворы. Видел, как соседка-старшеклассница открыла гараж, достала оттуда снегомет и минут за двадцать расчистила всю подъездную дорожку, и стук бензинового двигателя при этом напоминал мне смех – над моими усилиями, понятно. Закончив, она может вернуться в тепло дома, разогреть обед и просмотреть хоть целый сезон «Американского идола» с цифрового видеоплеера, а я все буду работать и работать.
Когда же я все-таки закончил – через три с лишним часа после начала, – когда расчистил последний участок, куда сбросил снег проезжавший мимо городской снегоочиститель, то взобрался к дому по невысокому, но настолько крутому холму, будто я поднимался на колокольню собора Нотр-Дам. Лицо местами было обморожено. Пальцы, часами не выпускавшие лопату, не желали разгибаться. Уши, как мне показалось, отвалились еще часа два назад. Найду их в июне, когда снег растает наконец и из-под него начнет проглядывать трава. Когда я вошел в дом, Пэм стояла в передней, одетая в куртку и лыжную шапочку, и натягивала варежки.
– Наконец-то ты управился, – заметила она небрежно.
Наконец-то .
Уж не знаю, что я ей на это сказал бы, если бы в силах был ворочать языком – несомненно, что-нибудь такое, о чем тут же пожалел бы.
– Цыпа не любит снега, – добавила Пэм, – мне надо расчистить дорожку к его домику.
Цыпа не любит снега.
Пэм вышла во двор, а я добрел до кухни и медленно опустился на стул, о котором страстно мечтал на протяжении последнего часа. Он ничуть не обманул моих ожиданий, в этом смысле напомнив спелые вишни в конце лета.
Сидя на стуле в совершеннейшем изнеможении, я, на свое несчастье, увидел в окно, как Пэм орудует тяжелой лопатой, расчищая тропинку от крыльца до домика Цыпы, а до него было очень неблизко. В принципе, Пэм – такая женщина, которой по плечу все, что может сделать мужчина, и чаще всего это оправдано, особенно если сравнивать со мной. Но я не мог смотреть на то, как она сражается с тяжелым сырым снегом. Не без труда я заставил себя встать на ноги, надел снова свои промокшие перчатки, глубоко втянул в легкие теплый воздух и вышел за дверь.
– Почему бы этим не заняться мне? – сказал я, отнимая у нее лопату. Пэм не стала спорить, что вообще-то на нее не похоже. Более того, она даже не задержалась во дворе, чтобы оказать мне моральную поддержку. И я остался, как прежде, один-одинешенек, заниматься явно нелепым делом: прокапывать в снегу толщиной чуть не полтора фута тропинку ради того, чтобы пернатое чудовище не испытывало эмоциональных перегрузок и физического дискомфорта, когда отправится из своего дворца разгружать богатейшие запасы помета на доски моего крыльца. Мне невольно вспомнился вопрос, который задала одна журналистка «Глоуб», когда увидела у меня на телефоне целую кучу фотографий животных: «Как ты дошел до такой жизни?»
Президенты, входя в первый день своего пребывания на посту в Овальный кабинет, и то не испытывают такой гордости, как я, когда добрался до Цыпиного красного домика, а лопата в последнем усилии скребла уже по пандусу. Я счистил снег с деревянного настила, отодвинул засов больших двойных дверей и одним рывком распахнул их. Цыпа сидел на своей полке, причем его недовольный взгляд ясно говорил: «Какого черта ты там кряхтел все утро?»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу