1 ...7 8 9 11 12 13 ...20 А потом они узнают, за что он провёл семь лет в тюрьме.
Потому что этого не утаить.
Летти погладила латунную ручку, пытаясь стереть следы. Вечером сказала Лансу, что вакансий пока нет – но возможно будут, надо проверить через пару недель.
Он поверил. Она обещала себе, что рано или поздно, если он ничего не найдёт, то она приведёт его на почту. Ей было стыдно, но хотелось жизни, отдельной от него. Ей претило лгать – она прежде никогда ему не лгала.
Но ей было страшно представлять, как он аккуратно раскладывает им еду с собой и прячет в свой рюкзак. Как ждёт ее у дверей почты.
Ей казалось, что просто нечем будет дышать.
В дверь постучали.
Ланс, всегда, когда оставался дома один, без нее, ходил бесшумно и не включал никакие приборы, радио, телевизор, – даже воду поворачивал не на полную мощность. Он ходил, прислушиваясь, жил незаметно: почему-то тишина давила на него, и в тоже время он боялся ее нарушать. Дом холодел без Летти и начинал цвести в ее присутствии.
Это она. Ключи опять забыла.
Он подошел к двери, распахнул её, и даже не глядя на то, кто за нею, начал говорить:
– Летти, я…
За порогом стоял высокий, растрёпанный молодой парень в несвежей одежде и с обаятельной ухмылкой, которая сменилась не менее обаятельной гримасой удивления. Казалось, что он немного актёр, который как способ взаимодействия с миром выбрал вечное заигрывание.
– Ты кто такой?
– Нет, это ты кто такой?
Они застыли глядя друг на друга, и никто не хотел отвечать первым. Потом Крейг расслабленно сказал:
– Без обид, парень, но может быть ты мне объяснишь, что ты делаешь в доме моей девушки? И почему ты, черт возьми, спрашиваешь у меня, кто я такой?
– Твоей девушки? – Медленно спросил Ланс, пытаясь что-то сделать с этой мыслью, которая застряла у него на корне языка, и он не мог не сглотнуть её, не выблевать. Он не хотел верить, но память услужливо подсовывала ему доказательства: Летти говорила о высоком другие, он видел мужскую рубашку, и зубную щётку, даже, кажется, зубную щётку… Он все равно несколько глупо уточнил, надеясь, что высокий парень просто ошибся домом:
– Летти – твоя девушка?
Парень кивнул:
– Да. А вот ты кто такой?
– Я… – И правда, кто он ей? Её первый любовник? Её рыцарь, который раз за разом претерпевает неудачу в стремлении ее защитить? Отец её ребёнка? Ужас, который не оставляет её даже после долгих лет нормальной жизни?
– Я её брат.
Крейг не понял, он просто не мог понять, что в простом коротком слове, обозначающие родственные отношения, Ланс сказал так много. Брат – было всё. Он – её всё.
Крейг, расслабившись, вспомнил что Летти говорила о том, что у неё есть брат, который отбывает срок в тюрьме. Крейг почти забыл этот факт, как незначимый, несущественный, существующий за пределами его мира, не оказывающий ни на что никакого влияния. И вдруг эта факт биографии возник на ее пороге, синеглазый, бритый, молодой.
– А, слышал. Лиам, верно?
– Ланс.
Крейг протянул ему руку, и Ланс ее пожал.
– Забавные у вас имена. Редкие. А я – Крейг.
– Созвучные, – сказал Ланс, внимательно разглядывая нежданного гостя – в попытке его разгадать, понять, чего в нем, из всех мужчин, такого, что… Крейг же поглядел на него светло, и счел, что все ритуалы вежливости на сегодня он уже выполнил:
– Ну ладно, бывай. Передавай привет сестричке!
Летти вошла, сдувая прядку со лба, открыв незапертую дверь плечом, потому что руки у нее были заняты. Ланс – словно караулил ее у двери – перехватил пакеты с продуктами, и отнес их на кухню, пока она снимала куртку и ботинки. Она размяла затекшие запястья и дежурно спросила:
– Как твои дела?
– Я нашёл работу. Грузчиком в Подкове, – сказал Ланс с кухни, а потом вышел в коридор.
– Правда? Здорово.
Она действительно обрадовалась, хоть и неглубоко: мыслями была размазана в пространстве и времени, и не хотела собираться обратно.
Летти встала у зеркала, развязала шейный платок, повесила его к остальным, сняла часы, серьги. Она наблюдала за зазеркальной Летти, а Ланс наблюдал за нею. Он всегда любил смотреть, как она надевает на себя что-то и как снимает: во всем штате Мэн не было мальчика, который бы в детстве более послушно играл в публику на показе мод. Ему казалось, что она с каждым новым украшением, с другой лентой в волосах превращается в совершенно новую Летти, как воплощение тысячеликой богини.
Может быть, именно поэтому, в итоге он больше всего полюбил ее полностью обнаженное тело: как вершину света, как абсолют красоты.
Читать дальше