Алекс Капю - Королевские дети. Жизнь хороша (сборник)

– Скажи, ведь ты не всерьёз. Соври мне и скажи, что ты шутишь.

– Ни в коем случае. Кстати, я даже нахожу это по-настоящему обывательским.

– Что именно?

– Когда постоянно ходишь с тряпочкой и всё протираешь, где надо и где не надо.

– Ты находишь очистку ветрового стекла обывательской?

– Вот это вот непрерывное подтирательство. Эту навязчивую, эту навязшую в зубах чистоплотность.

– Я понимаю. Вот где собака зарыта. Для тебя хоть трава не расти, будь что будет, только бы не прослыть обывателем.

– Я говорю о стеклоочистителях.

– Ты находишь стеклоочистители обывательскими?

– Вообще-то да. Признаться честно.

– Принципиально?

– Точно так же, как чехлы на стульях и креслах. И резиновые коврики в душевых кабинах. Или страховки дорожных расходов. И воздуходувки для листвы, и паровые очистители. И велошлемы.

– А велошлемы-то чем провинились?

– Они прямо-таки вызывающе обывательские. Если речь не идёт о велотреке. Или о круглосуточных гонках. Или на головах у детей до четырёх лет. И я рад, что ты не надеваешь велошлем. Велошлемы – это полновесное основание для развода.

– Резиновые коврики и чехлы на мебель тоже?

– Строго говоря, да. Супруг, конечно, обязан быть снисходительным к своей спутнице и на многое смотреть сквозь пальцы, но всякому долготерпению есть предел. Самовязаные чехольчики для смартфонов, например, заходят слишком далеко, равно как и приветственные коврики перед дверью дома. Причём мещанство этих предметов кроется не в самой их природе, а в практике их применения.

– Не хочешь ли ты этим сказать, что находишь меня мещанкой? Из-за того, что я преждевременно включила «дворники»?

– Я хочу лишь сказать, что преждевременное их включение нецелесообразно.

– У меня в голове не укладывается.

– Что?

– В угоду своему бунтарству ты отвергаешь включение «дворников».

– Я вообще ничего не отвергаю, и моему бунтарству я не собираюсь угождать. Иначе бы оно не было бунтарством, кстати сказать.

– Но продолжительной дискуссии такая мелочь, на твой взгляд, всё-таки заслуживает.

– Ты сама первая начала.

– Нет, ты.

– Да ради бога, пусть я. Жизнь вообще состоит из сплошных пустяков, если её разложить на атомарные единицы. И только взаимосвязи между пустяками делают всё это в целом интересным.

– И поэтому нам приходится дискутировать про «дворники»?

– А ты находишь это глупым?

– Вообще-то да. Признаться честно. И ребяческим.

И о таких вещах Тина и Макс спорили постоянно. Они спорили о макаронах из цельного зерна и о камерах видеонаблюдения, о посудомоечных машинах и правильном применении родительного падежа в швейцарском диалекте; но в важных жизненных делах – в вещах, от которых по-настоящему всё зависело – они всегда были заодно.

Начало этому было положено в один жаркий летний день двадцать шесть лет тому назад, когда их пути пересеклись в кафе-мороженом в центре Базеля. Он уступил ей дорогу, после чего она со своим малиново-фисташковым мороженым ждала снаружи, когда он выйдет со своим орехово-ванильным, и они отправились гулять вдоль Рейна так, будто давно условились об этой встрече; будто уже были влюблённой парой, да они и были ею с первой же секунды, как только их взгляды в этом кафе-мороженом встретились. На той прогулке они заспорили в первый раз – о сандалиях фирмы «Биркеншток», о феминитивах в языке и об этической ответственности за развлекательные поездки в страны с военной диктатурой, – а на прощанье договорились вместе пообедать на следующий день. Потом они въехали в общую квартиру и без особого планирования, через неравные промежутки времени в согласии народили нескольких детей, и вот теперь, сдав своего младшего в профессиональное училище отельеров в Бернском нагорье, проведя вторую половину дня в прогулке вокруг озера Шварцзее, а вечером в деревенской пивной съев грудинку с капустой, стручковой фасолью и картофелем, они, посовещавшись на гостевой парковке, решили ехать домой, в свою долину не по унылой скоростной трассе через Тун и Берн, а ради разнообразия пуститься в Грюйэр более коротким путём через Яунский перевал; и это при том, что прогноз погоды предвещал сильный снегопад, а дорога на перевал на ночь обычно бывает перекрыта.

Луга в Зимментале были, как уже упоминалось, всё ещё по-летнему зелены, а чёрная трасса уходила в долину стрелой, никуда не сворачивая. Но когда в Больтигене они свернули на дорогу к перевалу, которая широкими петлями поднималась на тысячу метров вверх, начал падать снег. После первого витка серпантина луга уже побелели, а под шинами зачавкала слякоть, а потом и асфальт скрылся под слоем снега, который от минуты к минуте становился всё толще.