Тим Северин - Слон императора

Как только громадное животное наступило на плетенку, покрытую тонким слоем дерна, она провалилась под тяжестью огромной туши. Обломки веток и комья земли разлетелись по сторонам, а взревевший от ярости гигантский зверь оказался в яме.

Возможно, Вульфард не точно учел местонахождение ловушки или недооценил длину рогов быка. Когда тур падал, егерь покачнулся и замешкался на краю ямы. С невероятным для столь гигантского существа проворством чудовище еще на лету извернулось, и острие его правого рога пронзило куртку егеря чуть ниже подмышки. Вульфард, замерший было на краю ямы, рухнул вниз, к разъяренному зверю.

Еще не придя в себя, я неуверенно поднялся, подбежал на дрожащих от пережитого страха ногах к яме и, остановившись на краю, осторожно заглянул вниз. Вульфарда уже ничто не могло спасти. Он провалился между стенкой ямы и боком тура и умудрился подняться на ноги за его могучим крупом. Но вне досягаемости рогов он пробыл лишь короткое мгновение: разъяренный монстр непостижимым образом повернулся, и я увидел, как он вонзил рог прямо в грудь охотника. Рог проткнул Вульфарда насквозь, как вертел – приготовленного для жарки поросенка, и острие вышло у него из спины. Яростно махнув головой, тур подбросил несчастного высоко в воздух. Тело егеря перевернулось и снова рухнуло в яму. Огромный бык подхватил его на оба рога и подбросил еще раз. За эти мгновения он так страшно изувечил несчастного егеря, что мне оставалось лишь молиться, чтобы тот поскорее встретил смерть. Тур же снова и снова подхватывал рогами свою жертву и подкидывал ее вверх. Повторив эти безумные смертоносные выпады несколько раз, чудовище позволило тому, что только что было человеком, рухнуть в грязь на дно ловчей ямы. Затем, к моему ужасу, бык попятился, насколько позволяла теснота в яме, опустил голову и снова проткнул мертвое тело рогами. Подняв останки Вульфарда как некий ужасный трофей, лесной великан принялся мотать головой из стороны в сторону, словно терьер, расправляющийся с пойманной крысой. Терьер при этом рычал бы от ярости, тур же оглушительно ревел в гневе и отчаянии.

Лишь когда изуродованное тело Вульфарда превратилось в кровавое месиво, тур, наконец, уронил свою жертву в истоптанную грязь, и его яростный рев стал мало-помалу стихать. Я видел сверху, как раздувались и опадали бока животного. Затем зверь поднял огромную голову и устремил на меня безумный, ненавидящий взгляд окаймленных белым глаз.

Какое-то время я ничего не соображал, а потом осознал, что на противоположной стороне ямы стоит Вало. Он тоже наблюдал сверху за ужасной смертью отца. По его лицу бежали слезы, и он трясся всем телом. На мгновение я испугался, что Вало сейчас прыгнет в яму, чтобы достать останки отца или попытаться отомстить его убийце. Но он не сделал ничего подобного, и лишь когда рев быка наконец смолк, запрокинул голову и сам испустил ужасный, прерываемый рыданиями боли и отчаяния вой, далеко разнесшийся по округе.

В королевскую канцелярию меня вызвали тремя неделями раньше. Едва в куполе Ахенской базилики успел зазвонить колокол, созывавший на вечернюю службу, как в мою дверь постучал встревоженный с виду молодой писец с кроличьими зубами. Он мямлил, запинался и смотрел в землю, а не на меня, потому что я не успел надеть повязку, которую обычно ношу, оказываясь на людях. И франки, и мои соплеменники-саксы верят, что глаза разного цвета у человека – это личная метка самого повелителя зла. У меня же один глаз голубой, а другой – зеленовато-карий. Это небольшое отличие от других людей спасло мне жизнь, когда, в бытность мою подростком, король Уэссекса Оффа захватил крохотное королевство, принадлежавшее моему роду. Моих отца и братьев Оффа убил, но мне сохранил жизнь, опасаясь навлечь на себя несчастье этим убийством. Вместо этого он выслал меня из своей страны ко двору короля франков, самого могущественного из правителей Европы, чьи владения сегодня простираются от побережья Атлантики до темных лесов за Рейном. Мое изгнание было обставлено суровыми условиями. Оффа рассчитывал на то, что я испытаю все тяготы и печали положения winelas guma , как у нас называют человека без друзей, являющегося добычей для каждого, кто пожелает причинить ему любой вред или, допустим, заставить работать на себя. Но, как ни удивительно, я не только уцелел, но и преуспел. За службу во время Испанского похода я был вознагражден ежегодным денежным содержанием и получил в дар домик на краю королевского квартала.