Кейтлин Моран - Как стать знаменитой

– Все зависит только от тебя. У тебя хорошо получается общаться с папой? – говорит мама, после чего принимается жаловаться на соседей («У них в саду все цветет, а у меня аллергия»), а потом мы прощаемся.

Еще десять дней жизни с папой, и я понимаю, что надо бежать. Иначе я просто сойду с ума. Я сказала ему, что лечу в Бельгию, освещать гастроли The Shamen, и забираю собаку с собой.

– В самолет пустят с собакой? – удивился он.

– Это Бельгия, – сказала я, беззаботно взмахнув рукой.

Папа не стал уточнять. Вроде бы я его убедила.

Я собрала вещи в рюкзак, свистнула собаке, и мы пошли к дому Джона, в Хампстеде.

Была середина октября, на улице просто теплынь, двадцать градусов. Один из тех теплых осенних деньков, когда золотой шелест листьев создает ощущение, что солнце нашей планеты умирает с большим апломбом. Угасает во всем своем великолепии и славе – словно стареющая актриса, живая легенда театральных подмостков, величаво нисходит по лестнице, в искрящемся платье из красной тафты, на пальцах – кольца с тигровым глазом, в руке – бокал кларета, она идет и поет Non, je ne regrette rien [1] Нет, я не жалею ни о чем ( фр. ). так проникновенно и нежно, что смерть представляется благословением.

У меня есть три причины, чтобы временно поселиться в квартире у Джона. Первая – и вполне очевидная – сбежать от папы, чтобы и вправду не сойти с ума. В первый же день, когда он только приехал, он ворвался в гостиную, объявил: «А теперь о погоде. Ветер сильный, местами порывистый!» – поднял ногу и оглушительно пернул. В любой другой ситуации я бы, наверное, не возражала, но я тогда говорила по телефону, брала интервью у Тори Эймос, и она чуть не плакала, вспоминая случай с изнасилованием, так что папино выступление было явно не к месту.

Вторая причина – тоже достаточно важная – состоит в том, что мне нужно пройтись по квартире Джона, пройтись вдумчиво, неторопливо, почтительно трогая его вещи, запоминая названия книг на полках – чтобы потом их прочесть и, может быть, обсудить с Джоном или просто набраться воспоминаний, таких же, как у него, – и нюхая все, что хранит его запах: смесь «Рив Гош», сигарет, виски, одежды из секонд-хенда и секса.

В этом нет ничего дурного. Хотя я понимаю, что всякое утверждение, начинающееся со слов «В этом нет ничего дурного», сразу предполагает дурное. Но Джон сам попросил меня присмотреть за его квартирой, а человек, которому поручили присматривать за квартирой, просто обязан – вкупе с поливкой цветов и проверкой почтового ящика – создавать ощущение уюта, ощущение «обжитого» дома. И лучший способ создать ощущение обжитого дома – бродить по комнатам, изнывая от безответной любви и оставляя едва ощутимую, но плотную ауру обожания на чашках, рубашках, книгах и дисках хозяина дома. Я просто делаю то, что сделал бы всякий хороший друг.

Третья причина – самая важная. Мне надо подумать о новой карьере. Теперь, когда я уволилась из D&ME, мне надо срочно придумать, что делать дальше. Лимит овердрафта по моей карте – двести фунтов, но это чисто в теории, а стопочка неоплаченных счетов на комоде все растет и растет. Мне надо срочно измыслить что-нибудь сногсшибательное. Что-нибудь фееричное. За хорошие деньги.

По сути, последние два года я только и делаю, что выдаю что-нибудь фееричное – это моя добровольная обязанность. Можно даже сказать, призвание. Но сейчас надо придумать что-то особенно, показательно, целенаправленно фееричное. Что-то невероятное. Мне надо выйти на новый уровень, шагнуть на ступеньку выше. Потому что так сделал Джон, а мы всегда судим о собственной жизни – о том, что нормально и что возможно, – в сопоставлении с жизнью коллег и друзей. Хотелось бы все же быть с ними на равных, иначе они умчатся вперед и оставят тебя позади. На этом и строится всякое творческое движение: люди объединяются в группу и толкают друг друга вперед. Типа: «Черт возьми, я и не думал, что публика «скушает» эти подтаявшие часы. Я тоже сейчас нарисую что-нибудь этакое. Например, яблоко в шляпе-котелке. Да, ребята, я с вами. Давайте все дружно займемся сюрреализмом!»

Так что да. Вот мой план. Я размышляла о Джоне. О том, как он стал знаменитым. Плюс к тому я два года постоянно общаюсь со всевозможными знаменитостями. Наблюдая за ними, я сделала вывод, что мир славы – это отдельный метафизический мир, существующий параллельно с миром реальным. Там свои правила, свои законы. Знаменитости отличаются от обычных людей, но, в сущности, не различаются между собой. И что самое интересное: этот процесс до сих пор не изучен. Во всяком случае, мне еще не попадалось ни одной монографии на эту тему. Мы все знаем, что есть такое понятие, как слава, но слабо себе представляем, как она действует. Еще никто не составил простого, понятного руководства, как стать знаменитым и почему люди становятся знаменитыми; никто не исследовал, из чего состоит повседневная жизнь знаменитостей и – наверное, самое главное – как все это забавно и в то же время печально и хлопотно. К знаменитостям относятся как к небожителям – но, по сути, они подневольные боги. Им постоянно приходится прятаться по шкафам, скрываясь от ярых фанатов. Им приходится выступать в детских телепередачах и беседовать с куклами-марионетками или сниматься для обложек журналов, держа у уха банан наподобие телефонной трубки. Кто-то их обожает, кто-то их ненавидит, кто-то рыдает и бьется в любовных конвульсиях, а кто-то откровенно плюется. Если исследовать данное явление и разъяснить его людям, это будет великое дело и все решат, что ты крут.