Джон Долан - Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь

Двери галереи распахнулись, стали разносить напитки, а фотографы тянули меня в разные стороны. Я смутно все помню, тут и там щелкали вспышки, а журналисты совали мне под нос диктофоны. Том Донкин, репортер с «Би-Би-Си Уорлд», снимал открытие и брал у меня интервью. Мы с Томом подружились, как и со многими другими людьми, которые пришли на выставку, но он стал одним из тех, благодаря кому наше мероприятие было больше похоже на пышную премьеру, чем на скромную художественную выставку в разваливающемся доме. «И с чего вообще такая суета? – все думал я. – Все говорят обо мне, о Джоне Долане!»

Джордж, похоже, был ошеломлен не меньше моего. Он смотрел по сторонам, словно говоря: «Какого черта вы все тут делаете? И почему на стене пятьдесят почти одинаковых моих портретов?»

Зал выглядел прекрасно. На всех стенах висели мои рисунки. У нас набралось сорок совместных проектов, причем в работе над некоторыми принимали участие сразу несколько художников. В одном конце зала висели пять больших подсвеченных панорам; маленькие портреты Джорджа и виды Хай-стрит заполнили всю боковую стену, а напротив висели мои рисунки, разрисованные другими художниками. Это выглядело просто невероятно, потрясающе.

Пока я разговаривал с репортерами, у Гриффа отбоя не было от покупателей. Я пытался подойти к нему, но это было непросто: в зал набилось человек двести, а еще двести стояли на улице, ожидая возможности войти.

Я этого не знал, но в это самое время ко входу подъехало три такси, заполненных людьми разного возраста. Пассажиры с изумлением смотрели на то, что предстало их взору. Ведь они приехали не очень охотно и думали, что их ожидает очень скромное мероприятие.

Когда я пишу эти строки, мне до сих пор приходится щипать себя, потому что мне совсем не верится, что все это правда. В такси сидела Джеки с дочерьми Натали и Эмили, а также Малкольм с женой Гэй и две их дочери – Энджел и Джесси, а также Дэвид и его старшая дочь Вики со своим мужем.

Они вошли все вместе и были ошарашены тем, что увидели. Они явно думали, что приедут в тихое месте, где несколько человек будут спокойно пить вино. Но даже это было бы для меня достижением, ведь в семье я считался паршивой овцой. Именно так они и думали, потому что до сих пор видели от меня только проблемы и разочарование.

Сперва я увидел Джеки и ее девочек и, расчувствовавшись, обнял их. Мне пришлось протискиваться сквозь толпу, чтобы подойти к остальным. Видеть их спустя столько лет было невероятно радостно, но это не было похоже на классическое воссоединение семьи. Они стояли посреди зала, где проходила моя выставка, и меня переполняли чувства. Не думаю, что хоть кто-то из нас до конца понимал, что происходит. Вспоминая это, я как будто пытаюсь связать воедино обрывки сна, таким нереальным выглядело все тогда. Я понимал, что все происходит наяву, но мне все равно казалось, что я вижу сон.

Малкольм и Дэвид почти не изменились. Как только они заговорили, прошедшие годы, казалось, просто растворились в воздухе.

– Это ты сам все нарисовал? – удивился Малкольм, рассматривая совместные проекты, которые привлекали внимание публики.

– Не совсем. Сейчас объясню, – ответил я.

Я провел его по выставке и рассказал, как встретился с ROA, Тьери Нуаром и Стиком и как сработал эффект домино, благодаря которому сотрудничать со мной соглашалось все больше художников. Малкольм, похоже, был очень впечатлен, а затем я вдруг услышал позади себя голос Дэвида. Обернувшись, я увидел, как он, хитро прищурившись, спрашивает Гриффа:

– Эй, парень, он тебя не грабит?

– Лучше спросите Джона, не граблю ли его я! – рассмеялся Грифф.

Я поздравил Дэвида с получением ордена Британской империи. Рассказал, как увидел репортаж о нем по телевизору и что очень горжусь братом, который так много сделал для других. И добавил, что именно благодаря его примеру решил сотрудничать с благотворительными организациями.

– Рисунок, который я пожертвовал ЮНИСЕФ, ушел с аукциона «Кристи» за несколько тысяч, – сказал я. – Я очень горжусь этим, и мне хочется продолжать.

Ухмыльнувшись, Дэвид заметил:

– Ты и должен гордиться. В этом вся суть, сынок.

Честно говоря, я едва сдерживал слезы. Много лет я мечтал, чтобы у моей семьи был повод гордиться мной, а ведь было время, когда я едва не потерял всякую надежду на это. Теперь я поверил, что мне все удалось.

Когда я встал, чтобы сказать несколько слов, люди столпились вокруг и даже поднялись на ступеньки старой лестницы в дальнем конце галереи, чтобы лучше видеть. Воцарилась тишина. Я начал говорить, и все глаза обратились ко мне. Джордж был рядом, спокойный и собранный, как всегда.