Джеймс Фрей - Катерина

Смеюсь.

В точку, Дэвид.

Он улыбается.

Иди пиши свои книги.

Ты правда этого от меня хочешь?

Нет. Хочу обсудить предложения, которые у нас есть для тебя, а когда ты решишь, какое из них принять, – чтобы ты создал гигантскую гребаную франшизу.

Все равно я сейчас вряд ли смогу написать книгу. Настоящую.

Почему?

Если бы я знал.

Знаешь ведь.

Ты мне теперь что, психолог хренов?

Прямо цитата из моих должностных обязанностей.

Смеюсь.

Может, потерял уверенность. Может, недостает мотивации. Или просто устал. Я же вижу, что уже не чувствую, где лажа, так, как раньше, я вообще больше ничего не чувствую. А мне это необходимо, чтобы писать.

Ты ведь уже покорил эту вершину, Джей. Ты стал самым известным писателем в мире. Стервецом Американской Литературы. Добился, вырос и занялся другими вещами. Ты стал взрослым. Чего тебе не хватает, по-моему, так это возможности быть молодым.

Нет, быть молодым у меня вообще не получалось.

Он смеется.

Уверен?

Киваю.

Мне не хватает трудностей. Не хватает незнания. Не хватает тоски, одиночества, отчаянного желания чего-нибудь и готовности страдать ради цели. Не хватает восхождения на вершину. Дело было не в том, чтобы добраться туда. Как только я там очутился, мне стало похрен. Путь наверх – вот что имело значение.

Так пиши книгу, преодолевай трудности, твори . Или прими наши предложения и сделай кучу денег. Тебе решать.

Глубоко вздыхаю, обвожу взглядом ресторан, бассейн, красивых людей, солнце в безупречно-голубом небе. Сизиф всю вечность закатывал на гору камень. Если мифы не соврали, катает до сих пор. И я чуть ли не всю жизнь занимался тем же самым. Толкал долбаный камень каждый день, изо дня в день, толкал долбаный камень. Но в отличие от царя Сизифа, мой камень докатился до вершины, и я поехал на нем вниз, и ехал, пока он не раскололся, ехал по обломкам и осколкам, пока он не остановился, а как только остановился, я слез с него. У меня был выбор: уйти или повторить. С выбором я ошибся. Я ушел, а надо было найти новый камень – камень побольше, самый большой сраный камень, какой только найду, и начать втаскивать его на сраную гору.

Я родился в Кливленде. Отец был юристом, мать растила нас с братом. Мы не были ни богатыми, ни бедными. Жили в хорошем доме на хорошей улице хорошего города. В первом пригороде от границы Восточного Кливленда. Город был наполовину черным, наполовину белым, половину белых детей составляли евреи. Все мы дружили, играли вместе, ходили в школу вместе, дрались вместе и друг против друга. Только когда я стал старше, я узнал, что нам полагается друг друга ненавидеть. Что в Америке надо держаться заодно со своими. И когда я узнал об этом, то решил, что это глупо – как многое из того, что я узнал за свою жизнь. Кровь есть кровь, она всегда красная. Покажи, что у тебя в душе и в глазах. И мне насрать, какого цвета твоя кожа и какому богу ты молишься.

Родители были хорошими людьми. Оба трудились не покладая рук. Отец работал в компании, выпускающей детали рулевого управления и другие автозапчасти, мама готовила, убирала, играла в теннис и бридж. Они любили друг друга и нас. Старались привить мне нравственные принципы и ценности. Заставить меня ходить в церковь и стать достойным членом общества. Брат был хорошим парнем. Четырьмя годами старше меня. Успешно учился. Слушался родителей, никогда не нарывался на неприятности. Был отличным братом. Никогда не бил и не дразнил меня. Всегда брал с собой, когда что-нибудь затевал с друзьями. Помогал, когда мне требовалась помощь, и не лез, когда я в ней не нуждался. Я хорошим не был. В школу ходил, но не уделял урокам особого внимания. И плевал на отметки. Ввязывался в схватки на кулаках и языках. Огрызался и уворачивался. Начиная со сравнительно юных лет моим любимым занятием был вандализм. Разрушения доставляют радость, огромную радость. Будь то от баллона с краской, биты, снесшей почтовый ящик, перевернутого мусорного бака или десяти баков. Были и другие радости: телки, сигареты, краденое бухло, наркота, чтение и спорт. Я был хорошим спортсменом. Настолько хорошим, что умение загонять мяч пинком точно в цель привело меня в колледж, хоть мой средний школьный балл – всего 2.2. Годы моей учебы в колледже ничем не примечательны. Я воспринимал их как длинные каникулы. Хватало и того, что я посещал занятия. Я не желал становиться юристом, врачом, учителем или бизнесменом. Ничего не хотел выводить на рынок. Или производить. Или продавать. Или покупать. Не хотел носить костюм или готовить квартальные отчеты. Я играл в мяч, читал книги, обхаживал девчонок, бухал и нюхал кокаин. Летом я косил газоны, выпалывал сорняки и ездил на пляж. Через три года я сломал ногу, и моей спортивной карьере пришел конец. И я вздохнул с облегчением. Больше никаких тренировок и притворства, будто мне не наплевать. Я ходил на занятия и читал книги, хотя редко те, которые нам задавали. Свободное время я проводил в компании с Керуаком, Буковски и Хантером Томпсоном. С Кнутом Гамсуном, Джоном Дос Пассосом и Уильямом Сарояном. С Кеном Кизи, Алленом Гинзбергом и Томом Вулфом. С Тимом О’Брайеном, Джоном Кеннеди Тулом и Уильямом Берроузом. Бухал и нюхал – так часто, что стал приторговывать кокаином, чтобы было на что потакать своей привычке. Покупал пол-унции, то есть 14 граммов, за тысячу баксов. Толкал 10 граммов по стольнику каждый, а четыре оставлял себе. Иногда бодяжил наркоту, разбивал дозы, и тогда четырнадцать граммов превращались в восемнадцать, у меня оставалось четыре сотни лишних, я угощал выпивкой друзей, покупал книги, цветы девчонкам, которые мне нравились, возил в Taco Bell полную машину народу и заказывал все, что есть в меню. И продолжал читать. Джеймса Джойса, Оскара Уайльда и Генри Джеймса. Читал «Пробуждение» Кейт Шопен и пускал слезу. Читал «Дон Кихота» и катался со смеху. Читал Гюго и Дюма, Толстого, Достоевского и Гоголя. Начался выпускной курс. Я не думал о том, что буду делать, когда он закончится. Отец хотел, чтобы я поступил в школу права или нашел работу на Уолл-стрит. Советовал поискать место в сфере рекламы, ведь я творческая личность . Мой брат поступил в школу права, стал юристом, женился и уверенно шел по пути к тому, чтобы сделаться достойным и почтенным обывателем. Я радовался за него. И понимал, что того же самого ждут от меня. От этого так и подмывало врезаться в дерево. Или нанюхаться кокса до разрыва сердца. Или забрести в воду поглубже, идти и идти.