Еще прорубали просеки в крапиве. Ма все спрашивала, что это я в такой погожий денек иду гулять в пальто и в перчатках.
– Крапиву рубим, – солидно говорил я.
Крапива была густая, высокая, прямо великанская. Ожоги от нее были огромные и очень долго зудели. Почти весь пустырь за магазинами зарос. Ничего другого не росло. Одна она. Сначала мы рубили крапиву палками и клюшками для хёрлинга [4] Хёрлинг – командный вид спорта кельтского происхождения. В хёрлинг играют деревянными клюшками и мячом.
, потом топтали. Стебли сочились зеленой жижей. Каждый прорубал свою дорогу, избегая соседской палки или клюшки, потом наши пути встречались, крапива исчезала, и пора было идти домой. Клюшки зеленели от сока. На лице у меня было два ожога. Я снял балаклаву, потому что вся голова чесалась.
Я рассматривал в увеличительное стекло крошки. Па протянул руку. Я отдал стекло без разговоров. Он стал разглядывать волоски у себя на руке.
– Кто тебе дал стекло?
– Ты сам.
– А, точно.
Папа вернул мне стекло.
– Хороший мальчик. – Он прижал палец к кухонному столу и сказал: – Отпечаток видишь?
Я не очень понял, что он имел в виду.
– Ну, отпечаток пальца.
Я придвинул стул поближе и начал изучать место, где па прижал палец. Оба мы нависли над увеличительным стеклом. Я видел только красные и желтые крапинки на столешнице, которые были больше, чем обычно.
– Ну, видишь что-нибудь? – спросил опять папка.
– Не-а.
– Идем-ка.
Я пошел за ним в гостиную.
– Куда это вы? Ужин уже готов, – сказала ма.
– На секундочку, – ответил ей папка и положил руку мне на плечо.
Мы подошли к окну.
– Вставай сюда. Сейчас увидишь. – И он придвинул к окну кресло, чтобы я залез. – Вот.
Он поднял жалюзи, в шутку обратившись к ним:
– С дороги прочь! Пусть гусь увидит кролика!
Шнур па придержал, чтобы жалюзи случайно не упали, и прижал палец прямо к оконному стеклу.
– Смотри.
Отпечаток состоял из линий и завитков.
– Ну, давай ты, – сказал папа.
Я прижал подушечку пальца к стеклу. Па держал меня, чтобы я не свалился с кресла. Посмотрел.
– Ну что, одинаковые?
– Твой больше.
– А еще?
Я молчал, потому что не знал, что ответить.
– Отпечатки пальцев все разные, – объяснял па. – Одинаковых просто не существует. Ты знал об этом?
– Не-а.
– Ну, теперь знаешь.
Через несколько дней Наполеон Соло [5] Наполеон Соло – шпион, герой телесериала «Агенты А. Н.К.Л.» ( англ . The Man from U.N.C.L.E.).
обнаружил у себя на портфеле чьи-то чужие отпечатки пальцев. Я посмотрел на папу.
– Я же говорил, – сказал он.
А вот с амбаром мы ничего не делали. Не поджигали мы амбар.
Амбар стоял заброшенный. Когда Корпорация выкупила ферму Доннелли, он приобрел новую ферму, где-то около Сордса. Забрал с собой все, кроме дома, амбара и амбарной вони. В сырые дни запах просто с ног валил. Дождь размочил свиной помет, который лежал там годами. Амбар был громадный и зеленый. Как было здорово, когда там хранилось сено. Пока не построили новые дома, мы лазали в амбар с задних дворов. Это было опасно. У Доннелли было ружье и одноглазый пес по кличке Сесил. А еще брат Доннелли, дядя Эдди, был сумасшедший. Он убирал за курами и свиньями, а развлекался так: набросает перед домом камушков, гальки, а машины или трактора едут и давят их, давят. Однажды дядя Эдди прогуливался перед нашим домом, когда мама красила калитку.
– Вот же блаженный, – бормотала она про себя, я услышал.
Как-то ма заговорила о дяде Эдди во время обеда, и я тут же встрял:
– Он блаженный!
Па дал мне подзатыльник.
Дядя Эдди был хоть и не одноглазый, но все равно казался вылитый Сесил, потому что один его глаз всегда сощурен. Па утверждал, дескать, это потому, что глаз сквозняком надуло, когда дядя Эдди подглядывал в замочную скважину.
Если сделать глупое лицо или изображать заикание, а в эту минуту ветер переменится или кто-то хлопнет тебя по спине – все, останешься таким навсегда. Деклан Фэннинг – ему было четырнадцать, и родители собирались отправить его в интернат, потому что он курил, – страшно заикался. Это потому, что он передразнивал какого-то парня, который заикался, и тут его кто-то возьми да и хлопни по спине.
Заикаться дядя Эдди не заикался, но говорил только два слова. «Славно, славно».
Однажды мы ходили к мессе, а Доннелли стояли за нами, и отец Молони говорит:
– Можно садиться.
Мы стали подниматься с колен, а дядя Эдди говорит:
– Славно, славно.
Читать дальше