Джанелль Браун - Красивые вещи

Женщина продолжает обход дома и обращает внимание на предметы, знакомые ей по публикациям Алекса в социальных сетях. Вот пара кресел дизайна Джио Понти [3] Джио Понти (1891–1979) – итальянский архитектор, основатель итальянского дизайна, публицист. , шестидесятые годы, их стоимость порядка тридцати пяти тысяч долларов. А вот столовый гарнитур розового дерева, цена которого явно обозначается шестизначной цифрой. Винтажный итальянский журнальный столик стоимостью в шестьдесят две тысячи долларов. Его цену женщина знает точно: она проверила эти данные, заметив столик в Инстаграме Алекса. Тогда столик был завален сумками из бутика Роберто Кавалли, а пост был снабжен хэш-тегом # ballershopping. Потому что Алексей, как его друзья, как другие люди из этого клуба, как все отпрыски привилегированных семейств в возрасте от тринадцати до тридцати трех лет, документирует каждый свой шаг в онлайне, а женщина за ним внимательно следит.

Она резко оборачивается, замирает, прислушивается. За годы она узнала, что у каждого дома свой характер, своя палитра эмоций, и ощутить все это можно в минуты тишины. Звуки дома… Вот что-то словно бы пошевелилось и затихло, что-то щелкнуло, застонало. Эхо выдает тайны дома. В мерцающей тишине дом рассказывает женщине о том, как холодна его жизнь. Этот дом безразличен к страданиям, его заботят только блеск, полировка и поверхность вещей. Этот дом пуст даже при том, что набит вещами доверху.

Женщина, хотя ей и не стоит этого делать, тратит какое-то время, чтобы полюбоваться прекрасными картинами из коллекции Алексея. Она видит картины Кристофера Вула [4] Кристофер Вул (род. 1955) – современный американский художник и скульптор. , Брайса Мардена [5] Брайс Марден (род. 1938) – американский художник-минималист. , Элизабет Пейтон [6] Элизабет Пейтон (род. 1965) – современный американский живописец, известна благодаря стилизованным и идеализированным портретам знаменитостей. . Она задерживается перед картиной Ричарда Принса [7] Ричард Принс (род. 1949, зона Панамского канала) – современный американский художник. с изображением медсестры в окровавленной хирургической маске. Сзади медсестру обхватывает какая-то бесформенная, туманная фигура. Темные глаза медсестры зорко глядят с полотна.

Женщине пора торопиться. Уже почти три часа ночи. Она в последний раз обходит комнаты, заглядывает в уголки, ищет красноречивый блеск объективов внутренних видеокамер, но ничего такого не обнаруживает. Для обитателя мира развлечений вроде Алексея слишком опасно светиться на записях собственных безобразий. Наконец женщина выскальзывает из дома и идет босиком к Малхолланд-Драйв, держа в руках босоножки. Там она вызывает такси. Адреналин в ее крови постепенно рассасывается, наваливается усталость.

Такси едет на восток, в ту часть города, где дома не прячутся за воротами, а на газонах растут сорняки, а не аккуратно подстриженная трава. К тому времени, когда такси подвозит женщину к бунгало, поросшему бугенвиллеей, она уже почти спит.

В ее доме темно и тихо. Она переодевается и забирается в кровать. Она слишком сильно устала, у нее даже нет сил смыть пленку пота и дыма, прилипшую к ее коже.

В кровати спит мужчина. Простыни обвивают его оголенный торс. Как только женщина оказывается в постели, он тут же просыпается, подпирает голову согнутой в локте рукой и в темноте разглядывает женщину.

– Я видел, как ты с ним целовалась. Мне стоит ревновать?

Он говорит полусонным голосом, с легким акцентом.

Женщина до сих пор чувствует привкус другого мужчины у себя во рту.

– Господи, нет.

Он тянет руку через женщину и включает настольную лампу, чтобы лучше рассмотреть женщину. Внимательно разглядывает ее лицо, нет ли где-то синяков, но их нет.

– Ты заставила меня поволноваться. С этими русскими шутки плохи.

Она часто моргает, свет лампы режет ей глаза. Ее бойфренд проводит рукой по ее щеке.

– Со мной все хорошо, – произносит она, и вдруг вся бравада покидает ее. Она дрожит, от пережитого стресса все ее тело сотрясается – но нет, не только от стресса. У нее кружится голова от осознания удачи. – Я отвезла Алекса домой в его «бугатти». Лахлэн, я была в его доме. Я засняла все.

Глаза Лахлэна загораются.

– Вот это я понимаю! Умница моя!

Он притягивает женщину к себе, проводит руками по гладкой коже ее спины и чувствует, как напрягаются ее мышцы под его ладонями. А она позволяет себе погрузиться в сумеречное состояние между желанием и изнеможением. Это что-то вроде сна наяву, где настоящее, прошлое и будущее сливаются в дымку, лишенную времени. Она думает о стеклянном доме в Малхолланде, о картине Ричарда Принса, об окровавленной медсестре, глядящей со стены на холодные комнаты. Эта женщина – словно бы безмолвный ночной страж. Она заключена в стеклянную тюрьму и ждет чего-то.