Мэриэнн Кронин - Сто лет Ленни и Марго

– Просто я, по чистому совпадению, всегда заглядываю в тот момент, когда здесь никого?

Отец Артур возвел глаза к витражу, и я почти услышала его внутренний монолог: Господи, дай мне сил ее вынести.

– Ты размышляла над нашим последним разговором?

– Немного.

– Ты задала хорошие вопросы.

– Вы дали бесполезные ответы.

Помолчали.

– Отец Артур, я все думала, сможете вы сделать для меня кое-что?

– Что мне для тебя сделать?

– Можете один раз сказать мне правду, холодную, освежающую правду? Без церковной пропаганды и красивых слов. Правду, в которую вы верите до глубины души, пусть даже она причиняет боль, пусть даже начальство уволит вас, если скажете мне ее.

– Мое начальство, как ты говоришь, – Иисус да Господь Бог.

– Они-то вас уж точно не уволят – они за правду.

Я думала, он дольше будет размышлять, какую бы сказать правду. Может, захочет с папой римским связаться или дьяконом каким и выяснить, позволят ли ему отпустить немножечко правды без официальных инструкций. Но перед самым приходом Новенькой Медсестры отец Артур смущенно повернулся ко мне. Как будто хотел вручить подарок, но очень сомневался, что тот понравится получателю.

– Хотите правду сказать?

– Да. Ты говоришь, Ленни: хочу, чтобы здесь было место ответов, и… я бы тоже хотел, чтобы здесь было такое место. Я дал бы тебе ответы, знай я их.

– Я так и поняла.

– А я надеюсь, ты снова придешь. Что скажешь на это?

Добравшись до своей кровати, я обнаружила записку от Новенькой Медсестры: “Ленни, поговори с Джеки – с соцслужбы”.

Я исправила ошибку оставленным ею карандашом и направилась к сестринскому посту. Джеки, старшую медсестру с цапельей головой, там не застала. Но заметила нечто любопытное.

У стола медсестер стояла тележка для сортировки мусора – дожидалась возвращения Уборщика Пола. Большой бак на колесиках. Раньше на ручке несмываемым маркером было написано “Подлая машина”, но надпись закрасили. Обычно в тележке Пола я не нахожу ничего интересного, но в тот день кое-что интересное увидела – пожилую даму, которая, перегнувшись через бортик мусорного бачка и запустив в него обе руки, шуршала лежавшими внутри бумажками, – ее маленькие ступни в лиловых тапочках едва касались пола.

Обнаружив, по-видимому, искомое, старушка выпрямилась – ее седые волосы растрепались от усердия. Сунула конверт в карман лилового халата.

И тут лязгнул дверной замок – кто-то потянул за ручку. Из кабинета выходили Джеки и Пол.

Старушка перехватила мой взгляд. Она не хотела, похоже, чтобы ее застали за тем, чем она там занималась.

И когда Джеки и Уборщик Пол показались из кабинета – она с усталым видом, он со скучающим, – я взвизгнула.

Они уставились на меня.

– Привет, Ленни! – Пол расплылся в улыбке.

– Что такое, Ленни? – спросила Джеки. Лицо ее в том месте, где клюву бы расти, вытянулось в недовольную складку.

Мне нужно было, чтобы они не сводили с меня глаз, пока лиловая старушка за их спинами слезает с мусорного бачка и чрезвычайно медленно пускается в бегство.

– Я… там… паук. В Мэй-уорд.

Джеки закатила глаза, будто это я во всем виновата.

– Сейчас поймаем, дорогуша, – сказал Пол, и они оба проследовали мимо меня в палату.

Старушка, уже отошедшая на безопасное расстояние, вглубь коридора, вынула конверт из кармана, остановилась, обернулась. И, поймав мой взгляд, подмигнула.

К моему великому удивлению, Пол и правда ухитрился найти паука – в уголке оконной рамы, где-то в самом конце Мэй-уорд. Уж не библейское ли это знамение, подумала я. Ищите и обрящете. Пол поймал паука в пластиковый стаканчик, накрыл рукой и дал нам посмотреть. Я заметила, что на каждой костяшке у него вытатуировано по букве, а вместе выходит – “воля”. Разглядев паука, Джеки посоветовала мне взять себя в руки и сказала: пришла бы ты летом ко мне на барбекю да поторчала в саду за домом, вот тогда бы и увидела настоящего паука. У нее-то под деревянной террасой паучищи живут о-го-го, попробуешь накрыть такого пивным стаканом – отрубишь лапы, которые останутся снаружи. Вежливо отклонив приглашение, я направилась к своей кровати.

Последняя брошюра отца Артура лежала у меня на тумбочке, поверх стопки таких же скорбных приношений. Иисус везде был разный. Озабоченный Иисус, Иисус с овцами, Иисус с ребятишками, Иисус на камне. Один другого иисусистей.

Я задернула шторку вокруг кровати и приняла задумчивую позу. Отец Артур сказал, что и хотел бы дать людям ответы, да не может. Каким бессильным, должно быть, чувствуешь себя в этой роли: люди вечно задают тебе вопросы, и ты не может ответить. Священник без ответов – все равно что человек, который плавать не умеет, а его то и дело просят: научи. И он невероятно одинок, это ясно. Я знала, всегда знала, что никаких ответов за тяжелыми дверями часовни не найду. Вместо них я нашла того, кому нужна моя помощь.