Кимберли Брубэйкер Брэдли - Война, которая спасла мне жизнь

Дома мать меня никогда не касалась, кроме как чтобы ударить. Джейми обнимал меня, но, естественно, никогда не поднимал с пола. Здесь же люди вечно трогали меня руками. Это мне не нравилось. Очень не нравилось.

Доктор потыкал нас, померил, посмотрел. Заставил снять рубашки и по очереди приложил к груди каждого холодную металлическую бляшку, от которой к его ушам шли трубочки. Он также прошерстил руками наши волосы и внимательно рассмотрел те места на теле, где часто чесалось.

– Импетиго, – заявил он. Для меня это ничего не значило, но мисс Смит достала из сумочки маленький блокнотик и записала.

– У обоих истощение, довольно сильное, – добавил доктор, – и у девочки, похоже, начинается рахит. Ей нужен солнечный свет. Полноценное питание. Молоко.

– А мне-то что полагается делать? – спросила мисс Смит. – Мне никогда с детьми иметь дела не доводилось.

– Что-что – кормить, купать, следить, чтобы высыпались, – ответил доктор. – Не сложней, чем со щенками на самом деле, – улыбнулся он. – И уж всяко проще, чем с лошадьми.

– Лошади всегда были по части Бекки, – отрезала мисс Смит, – а собак я никогда не держала.

– А кто такая Бекки? – спросил Джейми, но я шикнула на него.

– А что насчёт её ноги? – спросила мисс Смит. – С ней что будем делать?

Я наскоро подсунула стопу под себя, но мисс Смит пошлёпала пальцами по моему колену.

– Покажи доктору, – сказала она.

Я не хотела ничего показывать. Не хотела, чтобы меня опять трогали. Под бинтами самой ступни не видно, ковылять понемногу я в состоянии, а больше мне ничего и не надо.

Но мисс Смит выдернула стопу из-под меня.

– Хватит валять дурака, – сказала она.

Доктор размотал ногу и покачал головой.

– Ну и ну, – сказал он, бережно держа мою ступню в руках. – Запущенная косолапость. Такого мне ещё не приходилось видеть.

– Я думала, это распространённый дефект, – удивилась мисс Смит.

– В целом да, весьма распространённый. Но его почти всегда исправляют ещё во младенчестве.

Мисс Смит с усилием втянула носом воздух – я не очень поняла, что это выражает.

– Тогда ей почему не… – Она взглянула на меня и оборвала фразу.

Исправляют во младенчестве, подумала я. А моя нога неисправленная. Как будто нога – это мой личный промах. Мама всегда так и говорила, мол, сама виновата, что у тебя такая нога, это тебе наказание. Вечно я гадала, так это или нет. И потом, косолапость. Это я, значит, косолапая.

Доктор принялся мою ногу по-всякому жмакать и ворочать, непрестанно разглядывая. В конце концов это стало просто невыносимо. Тогда я подумала о Коржике, представила, как он тепло и сладко пахнет, почувствовала его дыхание в моей ладони. Теперь я могла больше не запираться в пустом сознании без всяких мыслей – теперь у меня был Коржик, и перенестись к нему не стоило мне ни малейших усилий.

– Ада, – раздался громкий голос мисс Смит. – Ада, проснись. Доктор Грэм тебе вопрос задал. – Она стояла надо мной и шлёпала меня по щеке. Доктор держал мою ногу, полностью перебинтованную. Всё осталось позади.

– Нога сильно болит? – повторил свой вопрос доктор.

Что считается сильно, а что – не сильно? Что сказать? Я пожала плечами.

– Ты поняла, что сказал доктор насчёт хирурга? – спросила мисс Смит.

Я уставилась на неё. Она на меня.

– Так да или нет? – повторила она.

Я покачала головой.

Мисс Смит и доктор Грэм обменялись взглядами. Я испугалась, что, наверно, неправильно ответила.

– Доктор Грэм считает, что твою ногу, вероятно, можно прооперировать.

Я понятия не имела, кто такой хирург. Равно как и что такое «оперировать». Но задавать лишние вопросы меня давно отучили.

– Ладно, – сказала я.

Мисс Смит улыбнулась:

– Я понимаю, страшно, наверно, звучит, но зато потом будет просто замечательно. Я сегодня же напишу твоей маме, спрошу её разрешения. Уверена, она не откажет. А пока походишь на костылях, доктор Грэм тебе сейчас выдаст.

Костыли оказались длинными деревяшками, которые положено подсовывать под руки, чтобы при ходьбе опираться на них и только на одну ногу, нормальную. А вторая, калечная, если такая имеется, просто висит в воздухе, и всё.

На костылях было совсем не больно.

– О, видали? – сказал доктор мисс Смит. – Так и знал, что она и улыбаться умеет.

– Даже не верится, – покачала головой мисс Смит.

Доктор находился в самом центре этого городишка, рядом со станцией. С костылями такси было не нужно, и мы пошли пешком по главной улице. То есть я прямо так вот и шла среди бела дня с забинтованной уродливой ногой, и никто мне ничего не говорил. Мы прошлись по магазинам, купили мяса, овощей, продуктов. Я свободно заходила внутрь, и никто меня не выгонял. Пока были во фруктовой лавке, мисс Смит сказала мне: «Ада, будь добра, передай-ка мне пару-тройку яблок, вон тех». До этого момента я старалась ни до чего не дотрагиваться, но теперь, когда она сама попросила меня, я подумала, может, это ничего. И взяла эти яблоки. И действительно ничего. Зеленщик на меня даже не посмотрел.