Клэр Чемберс - Простые радости

– Если бы я смогла его почитать, – сказала Джин, – мне бы это несказанно помогло.

Ей уже представился сценарий, в котором Гретхен оплодотворил заезжий слесарь.

– Вы говорите загадками, – сказала Элис. – Надеюсь, вы не собираетесь мне сообщить, что с Гретхен что-то случилось.

– Нет-нет, Гретхен жива и здорова.

– Очень рада это слышать.

– И у нее есть маленькая дочка, которая, по-видимому, была зачата во время ее пребывания в Святой Цецилии.

Руки Элис Хафъярд метнулись к горлу и замерли на золотом распятии.

– Нет! Это невозможно! Кто же это вам такое нарассказывал?

– Сама Гретхен. Она была ошеломлена не меньше вашего. Она твердо убеждена, что это было непорочное зачатие.

Джин показалось, что она видит, как на побледневшем лице Элис сменяют друг друга разные чувства – потрясение, неверие, испуг. Она смогла заговорить только через несколько мгновений.

– Не знаю, что и сказать. Это невозможно. – Она покачала головой. – Дитя было невинно, как овечка. Она бы и не знала, с какой стороны подойти к мужчине. Да здесь и мужчин никаких не было. Монахини бы такого не допустили. Я бы такого не допустила.

– А доктора? Наверняка среди них были и мужчины?

– Доктор Риардон женщина и очень хороший врач. В палате с Гретхен находились еще три девочки – одна с ревматоидом, как же ее звали? Марта. Еще Бренда – они ее недолюбливали, и бедняжка Китти на аппарате искусственного дыхания. Девочки ни на минуту не оставались одни. Они и чихнуть не могли по секрету от монахинь.

– А как насчет посетителей? Отцы, братья, наемные работники?

– Мы никого не нанимали для хозяйственных работ. У нас были монахини, они все умели сами. Родственники приезжали по субботам во второй половине дня. Большинство пациентов были издалека, поэтому родители бывали только раз в неделю. Девочки никак не могли остаться с посетителем наедине – все лежали вместе в одной и той же палате. И там же всегда находилась медсестра, чтобы обеспечить пациентам тишину и покой.

– У Гретхен бывали посетители-мужчины?

– Нет, только мать. Они были очень близки.

– То есть, на ваш профессиональный взгляд, Гретхен не могла зачать ребенка обычным способом?

– Разумеется, нет, – твердо сказала Элис.

Ну а что ты еще скажешь, подумала Джин, до конца не решив, надежна ли Элис как свидетель. Кажется вполне разумной женщиной, но, с другой стороны, все эти куклы… Она ни за что не признает, что больная и слабая юная девушка могла забеременеть, находясь под ее опекой. Но если ей важнее всего отвести подозрение от себя, она будет искать альтернативную версию и переведет стрелки на кого-нибудь другого. Джин решила устроить проверку.

– Самое очевидное объяснение – что Гретхен лжет: наверное, она была уже беременна, когда попала в больницу, и каким-то образом подделала даты.

Элис покачала головой.

– Ни за что не поверю. Она не такая.

– Но это единственное правдоподобное объяснение.

– Тогда придется обратиться к неправдоподобным.

– У вас медицинское образование. Неужели вы верите в непорочное зачатие?

– Здесь, в Бродстерсе, это трудно вообразить. – Она улыбнулась Джин слабой улыбкой. – Но за время своей работы я повидала столько странного – если не чудес, то уж точно не поддающегося объяснениям. И мне пришлось признать, что человек не может понять все. По крайней мере, я не могу.

– Мне больше нравится думать, что ответы где-то есть, и, если постараться, мы их отыщем, – сказала Джин, вдруг впервые поняв это про себя.

– Просто вы еще молоды, – сказала Элис. – У вас есть время.

Джин рассмеялась. Ей было тридцать девять, и уже много лет никто не называл ее молодой. В конце концов, есть свои преимущества и в компании пенсионеров.

– Надо достать вам этот дневник. – Элис не без усилия поднялась на ноги. – Мне может понадобиться ваша помощь.

Джин прошла за ней по коридору в скудно обставленную спальню окнами в сад. Там были узкая кровать, письменный стол, деревянный стул с гобеленовым сиденьем и огромный викторианский платяной шкаф во всю стену. В комнате было чисто, но стоял затхлый дух помещения, куда редко заходят. Над камином висела фотография в рамке, на которой, судя по всему, были запечатлены четыре поколения женщин семейства Хафьярд – в диапазоне от пухлощекой крохи с ниспадающими кудрями до седовласой дамы в кресле. Джин показалось, что среди них она узнала Элис.

– Моя семья, – сказала Элис, заметив, куда смотрит гостья. – До войны.