Шанталь Акерман - Моя мать смеется

Она тихонько входит в ванную и радуется. Хватается за стальной поручень, а помощница проверяет температуру воды, потом потихоньку моет мать душем, и мать довольна, чувствует себя лучше.

Она совершенно не стесняется своей наготы ни перед одной из этих помощниц. К счастью, у моей матери нет этих комплексов, и ее совершенно не смущает, что ее увидят голой. Впрочем, ей волей-неволей пришлось к этому привыкнуть. С моим отцом, который был очень стыдлив, всё было иначе, но и ему пришлось к этому привыкнуть, когда он заболел. Мать – современная женщина, и нагота ее не смущает. Я не хочу сказать, что у нее нет стыда. Есть, но только самый необходимый, не более того. Ее ничего особенно не смущает, тем более нагота. Не скажу, что совсем нет, но иногда у меня возникают вопросы. Я нечто среднее между матерью и отцом, иногда мне стыдно, а потом вдруг нет.

Однажды ни одна из помощниц не пришла, потому что было Рождество. Тогда мне пришлось самой ее мыть.

Ее это тоже совершенно не смутило – стоять передо мной голой. А меня смутило. Ей нравилось, что я ее мою. Мне – нет.

Я помыла ее, и всё. Не сказала ей, что мне было не по себе, а себе сказала, что это не должно меня смущать. Да и так ли это меня смущало? В сущности, не особо. Так, чуть-чуть.

К тому же, когда помощница по хозяйству приходит, то есть все дни, кроме Рождества, она ее намыливает с ног до головы, тихонечко, чтобы не сделать ей больно, и запах мыла ее радует. Она вдыхает его и говорит, что хорошо пахнет. Затем помощница, одна или другая, тихонечко вытирает ее полотенцем и помогает одеться в ее спальне. Только верхние вещи. Нужно натянуть ей пуловер через голову, затем просунуть в рукав руку со сломанным плечом, с другим рукавом она сама справится, ну или почти, ей всё равно помогают. С остальным она справляется и рада этому.

Затем она пытается поднять левую руку при помощи правой, как ей показывал терапевт-кинезиолог. Делает так несколько раз. Ей интересно, не подняла ли она в этот раз руку выше, чем в прошлый, показывает мне и спрашивает, да или нет, я говорю, наверное, да. Но я не знаю.

Она надеется, она думает, что однажды у нее получится, что у нее будет прогресс, пусть небольшой, достаточный, чтобы разрезать свой тост, самостоятельно одеться и раздеться.

Она думает, что в восемьдесят пять лет она еще может достичь прогресса, она действительно так думает, и она старается. И терапевт-кинезиолог всякий раз ее поздравляет. И говорит, что дела идут лучше. Не знаю, действительно ли он так думает, но, во всяком случае, он так говорит. Еще он говорит, что у моей матери очень красивая спина, и она смеется и радуется. Он знает, какие комплименты доставляют удовольствие. Он быстро разобрался в моей матери. Впрочем, она очень гибкая и с помощью упражнений сумела развить мускулы на ногах.

Она прилежно делает упражнения, и терапевт ее подбадривает.

Когда я с ними, он говорит, только посмотрите на эти ноги и на ее спину.

Он говорит, она такая гибкая, словно молодая. Он даже сам не может делать некоторые из своих упражнений, потому что уже не такой гибкий, а ему всего пятьдесят.

Он говорит, что гибкость от рождения, а если ее нет, то необходимо много тренироваться, чтобы ее достичь, а как только бросишь, она тут же исчезнет.

Он показывает матери, какой он не гибкий, и говорит, что матери повезло, она всегда была гибкой, это ее и держит, и меня тоже.

И мать смеется, а после похода к терапевту не перестает повторять, что он ей сказал, и очень довольна. Говорит, я всегда была гибкой, и ты тоже. Я тебе передала свою гибкость. Хоть что-то.

Клара, которая приехала из Мексики, больше всего любит готовить и всегда радуется, когда у матери хотя бы кто-то есть, тогда она делает чуть более сложные блюда. Все ее хвалят и все думают, что матери повезло с Кларой, что так и есть.

К сожалению, иногда, особенно когда я у матери, у Клары случаются долгие мигрени с глазной болью, которые могут длиться до четырех часов. К счастью, есть я, чтобы помочь матери одеться, раздеться, разрезать мясо.

Думаю, Клара специально выбирает момент, когда я у матери, для своих мигреней. Она знает, что я сделаю всё, что нужно. Тут мигрень и начинается.

Мать переживает. Иногда стучит в дверь Клары. Видит ее в постели, спиной к двери. Не видит ее лицо, тогда тихонько закрывает дверь и говорит, что ей нужен покой.

Мать уважает Клару и ее личное пространство. Ей всё время хочется пойти посмотреть, но она сдерживается.

Я говорю, когда ей будет получше, она встанет, не волнуйся. Она знает, что с ее мигренями чего только ни делали. Мой племянник в Мексике ходил с ней к большому специалисту. Тот прописал лекарства, но ничего не вышло. Мать вспоминает о моем племяннике и смеется. От удовольствия. Она обожает моего племянника.