Элизабет Джейн Говард - Все меняется

Зоуи, которой было совсем не до затяжных скандалов, ограничилась неубедительным:

– Поживем – увидим.

Джорджи подхватил:

– И все мы знаем, что это значит. Что по-твоему не будет, только пока мы этого тебе не скажем.

– Лучше бы я подгадала по времени к каникулам.

Она стояла на коленях перед унитазом, пережидая приступ изнурительной тошноты из тех, какие в последнюю неделю случались каждое утро. Унитаз был допотопный, дергать цепочку пришлось дважды. Она поплескала в лицо холодной водой, а когда струя будто нехотя потеплела, вымыла руки. На более основательное мытье не осталось времени. Пора было готовить завтрак детям – тошнотворная вонь яичницы сразу выбивала ее из колеи, но дети могли обойтись и яйцами вкрутую.

У постели стояла банка для печенья в стеганом чехле из пестрого ситца – наследие ее свекрови, полное сухих галет «Карр». Она грызла их, сидя в постели. Две предыдущие беременности научили ее кое-каким премудростям. Еще восемь или десять недель – и тошнота бесследно исчезнет, сменившись продолжительной стадией болей в спине.

– Это вовсе не значит, что я не люблю их, когда они наконец рождаются, – объясняла она Джералду. – Просто слишком уж много мороки в ожидании. Будь я, к примеру, дроздом, мне достаточно было бы посидеть недельку-другую на симпатичных аккуратных яичках.

– А ты вспомни про слонов, – утешал он, гладя ее по голове. – У них это длится два года.

В другой раз он сказал: «Жаль, что я не могу взять все это на себя». Джералд часто говорил, как бы он хотел делать все необходимое для нее, но не делал никогда. Ему не давалось ни принятие решений, ни действия в соответствии с собственными сумбурными выводами, к чему бы они ни относились. Единственным, в чем Полли могла быть полностью, всецело и непоколебимо уверенной, оставалась его любовь к ней и их детям. Поначалу это поражало ее: сведения о супружеских отношениях она черпала из романов и, казалось, твердо знала, что они переходят от стадии восторженной влюбленности к спокойной удовлетворенности тем, что в дальнейшем составляет положение вещей, но в жизни все оказалось совсем иначе. Любовь Джералда к ней пробудила в нем свойства, которые в ее представлении были мужчинам не присущи. Ровную и неизменную мягкость и доброту, прозорливость, неиссякающий интерес ко всему, что она думала и чувствовала. Еще тайное чувство юмора – почти со всеми он держался застенчиво, а шутки приберегал для нее и умел быть уморительным, – но, пожалуй, главный его талант проявился в умении быть отцом. Он не отходил от нее ни на шаг все время, пока длились первые затяжные роды, расплакался, когда на свет появились близнецы, и с тех пор активно выполнял родительские обязанности и с ними, и впоследствии, два года спустя, – с Эндрю. «Надо же нам как-то населить этот дом». Он спокойно воспримет и этого, четвертого ребенка, – она точно знала: вероятно, он уже что-то почувствовал и теперь только ждал, когда она сообщит ему.

Ей удалось влезть в блузку, сарафан и сандалии, расчесать волосы медного оттенка и собрать их в хвост. Тошнота прекратилась, но насчет готовки она пока сомневалась. Благодаря удивительному кладу – коллекции картин Тернера, которую они с Джералдом обнаружили во время первого осмотра дома почти десять лет назад, – им удалось починить несколько акров площади крыши и перестроить одно крыло здания в комфортабельный дом с большой кухней, где за едой хватало места им всем, второй ванной и просторной комнатой для игр, поначалу служившей дневной детской. Няне предложили теплую комнату внизу, но она настояла на том, чтобы спать по соседству с детьми: «О, нет, миледи. Негоже моим малышам спать на другом этаже. Неправильно это». Ее точного возраста, хоть и явно преклонного, никто не знал, ее мучил недуг, который она именовала своим ревматизмом, но ковыляла бодро, ее зрение и слух со временем почти не пострадали. С годами пришлось еще много чего подправлять и улаживать. Нянины представления о роли, которую родителям полагается играть в воспитании своих детей (мама пьет чай с ними, разодетыми как куколки, потом вместе с папой приходит поцеловать их на сон грядущий), в силу необходимости претерпели значительные изменения. Этого добился Джералд. С точки зрения няни, он был непогрешим, поэтому если ему припадало желание купать своих детей, читать им и даже на ранних этапах менять им подгузники, она приписывала все перечисленное его эксцентричности, зная, что она свойственна высшим классам. «У всех есть свои маленькие слабости» – так она обычно высказывалась, сталкиваясь с тем, что не могла одобрить или не понимала.