Элизабет Джейн Говард - Все меняется

Едва она открыла большое окно с частым переплетом, как теплый воздух, напоенный ароматами роз, растущих под окном, мягко влетел в комнату на крыльях легкого западного ветра, раздувающего кисейные занавески.

Она вытерла лицо, высморкалась и, проверяя, способна ли говорить, не заливаясь слезами, произнесла вслух:

– До свидания, родная моя.

И покинула комнату, чтобы заняться новым днем.

– Ну что ж, кому-то из нас придется поехать. Нельзя же допустить, чтобы бедняжка Рейчел справлялась своими силами.

– Конечно, нельзя.

Эдвард, уже собиравшийся объяснить, что не может просто взять и отменить обед с людьми, в ведении которых находятся национализированные железные дороги, заметил, что Хью начал потирать лоб жестом, предвещающим очередную из его жестоких мигреней, и решил избавить брата от первых мучительных формальностей.

– А что насчет Рупа? – спросил он.

Под обаяние Руперта, младшего из братьев, формально входящего в правление, подпадал каждый; он был бы очевидным кандидатом, если бы не его неумение принимать решения, склонность принимать в расчет мнение каждого встречного, будь он подчиненным или клиентом, и следующая из этих качеств ненадежность, когда речь шла о пользе дела. Эдвард пообещал, что сразу же поговорит с ним.

– Ему все равно надо сообщить. Так что не беспокойся, старина. А на выходных мы поедем все вместе.

– Рейчел сказала, что она ушла тихо и мирно, – об этом он уже упоминал, но повторения явно утешали его. – В каком-то смысле конец эпохи. Теперь первые на очереди – мы, ведь так?

При этом оба вспомнили о Первой мировой, но промолчали.

Дождавшись, когда Эдвард уйдет, Хью полез за своими таблетками и отправил мисс Корли за сандвичем к обеду. Он знал, что едва прикоснется к еде, но зато не даст ей лишнего повода хлопотать вокруг него, уговаривая поесть.

Не снимая темных очков, он прилег на кожаный диван и заплакал. Невозмутимость Дюши, ее искренность, то, как она приняла Джемайму и двух ее сыновей… Джемайма. Если теперь он первый на очереди, рядом с ним Джемайма – невероятный зигзаг удачи, каждодневная радость. После смерти Сибил он думал, что отныне все его чувства будут доставаться только Полли, а она, естественно, выйдет замуж, что и произошло, и обзаведется своими детьми, как она, разумеется, и сделала, и до конца его дней ему уже ни для кого не быть на первом месте. Как же мне повезло, думал он, снимая очки, чтобы вытереть их.

– Дорогая, ну конечно же, я приеду. Если поспешу, то успею на поезд в четыре двадцать – как думаешь, Тонбридж сможет встретить меня? Рейчел, только не волнуйся за меня. Я в полном порядке – это был всего лишь легкий бронхит, и вчера я уже вставала. Привезти тебе что-нибудь?.. Ладно. До встречи после шести. Пока, милая.

И она положила трубку, пока Рейчел не предприняла еще одну попытку отговорить ее.

Нетвердой походкой поднимаясь по лестнице, она вдруг поразилась масштабам предстоящих перемен. Она по-прежнему была слаба, хотя дивный пенициллин нанес по болезни серьезный удар. Решив обойтись без обеда, она уложила вещи в чемодан с таким расчетом, чтобы нести его было не слишком тяжело. Смерть матери стала ударом для Рейчел, но теперь она, Сид, сумеет о ней позаботиться. И они наконец смогут поселиться вместе.

Сид любила Дюши и восхищалась ею, но слишком уж долго и чересчур часто время, отпущенное им с Рейчел, сокращалось, когда Рейчел считала, что нужна матери. После смерти Брига стало только хуже, несмотря на любовь и внимание троих сыновей Дюши и их жен. Последняя ее болезнь оказалась тяжким испытанием для Рейчел, не отходившей от матери с самой Пасхи. Ну, теперь-то все кончено, и Рейчел в ее пятьдесят шесть лет наконец сможет с полным правом сказать, что живет собственной жизнью, но Сид прекрасно понимала, как это встревожит ее – по крайней мере, поначалу: как птицу, выпущенную из привычной клетки на бескрайний простор. Рейчел понадобится и поддержка, и защита.

На вокзал она прибыла так рано, что у нее очень кстати осталось время, чтобы съесть сандвич и передохнуть. Терпеливо отстояв очередь, Сид разжилась двумя ломтями губчатого серого хлеба, чуть смазанными ярко-желтым маргарином, с необычайно тоненьким ломтиком похожего на мыло чеддера посередине. Свободных мест почти не оставалось, она попыталась присесть на чемодан, но по некоторым признакам сразу поняла, что долго он не продержится. А еще через несколько мгновений какой-то дряхлый старик освободил место на переполненной лавке, оставив номер «Ивнинг стандард» с заголовком «Бёрджес и Маклин проводят длинный отпуск за границей». Их фамилии, поставленные рядом, звучат как марка печенья, подумалось Сид.