Иоганнес Хервиг - Банда из Лейпцига. История одного сопротивления

Нашей гостиной не хватало уюта. Это было место, где мои родители готовились к занятиям или проверяли работы. В тот день она стала местом, где предстояло состояться воспитательной беседе, в ожидании которой книжные шкафы уже ехидно ухмылялись, хотя еще не было произнесено ни слова.

– Проходи и садись, – изрек отец, хотя я предпочел бы отправиться в противоположном направлении. Я сел. Мама выпрямилась и стала похожей на восклицательный знак с кудряшкой у левого виска. Она не любила красоваться, но это не означало, что она была равнодушна к моде. Ее руки лежали на тетради и напоминали руки пианиста, приготовившегося играть. Она смотрела на меня поверх очков. Папа откашлялся.

– Долгое время мы с мамой были против того, чтобы ты вступал в ряды государственной молодежной организации, – сказал он, подчеркивая каждое отдельное слово.

Противный холодок пробежал у меня по спине. Мои родители не были в партии, правда, от неудобных вопросов их спасало членство в национал-социалистическом союзе учителей. У меня было такое ощущение, что по крайней мере папа на этом не остановится.

– Мы посовещались и решили. Мы разрешаем тебе вступить в организацию.

Увидев, что я открыл рот, отец не дал мне ничего сказать. Он говорил громко:

– Мы должны думать о будущем. Надо приспосабливаться. Идти в ногу со временем. Ты уже слышал, наверное. Мест в университетах мало. Беспартийным и вовсе не пробиться. Мы не хотим лишать тебя возможностей!

С каждой фразой отец все ближе придвигался ко мне. Теперь он снова откинулся в кресле. Неведомый Харро за моей спиной бросил ему в лицо, что он действует только в своих собственных интересах, потому что ему будет стыдно, если его сын не получит места в университете. Настоящий Харро с трудом подыскивал слова, чтобы хоть что-то на это возразить.

– Но вам ведь прекрасно известно, что я передумал и больше не хочу никуда вступать! – ответил я. – Раньше хотел. Потому что все вступали. Теперь нет, с тех пор как… После истории с Паулем!

Имя отозвалось эхом, как будто комната превратилась в склеп.

– Харро, – голос мамы лег мне на плечо. – Пауля больше нет. Ты не должен из-за этого портить себе будущее.

– Должен – не должен, не знаю, – сказал я. – Так или иначе, не собираюсь. Мне это неинтересно.

– Глупости! – закричал отец, вскинув руки. – Слышать ничего не желаю!

У него не хватало терпения, особенно со мной.

– Заявление о вступлении уже заполнено, – бросил он напоследок и раскрыл газету, дав тем самым понять: разговор окончен.

Вопрос, таким образом, закрылся. Продолжать дискуссию было бессмысленно. Придется мне самому побеспокоиться о себе. Как я и без того уже давно делал.

Настало воскресенье, и я благополучно отодвинул в сторону этот разговор, засунув его в маленький ящичек в моей голове, поверх которого уже громоздился другой, гораздо более внушительный и доставлявший мне гораздо больше забот: в этом ящике обитали мои новые знакомые.

Благостный воскресный день залил Конневицкий перекресток спокойным светом. Нарядные платья и торжественные костюмы обрамляли улицы. Перед «Конневицким кинематографом» обнаружилась лишь горстка людей. Ни одного знакомого лица. Я поздоровался.

– А Генрих или Эдгар, они уже были сегодня здесь?

Мрачный тип затянулся сигаретой и выпустил в небо струю дыма.

– А кто это такой любопытный? – его хрипловатый голос напоминал шкрябанье двух листов наждачной бумаги друг о друга, а от его взгляда я чувствовал себя гнилой картофелиной, раздавленной башмаком.

– Харро, – ответил я. – Харро Егер. Я… Я был… Я уже бывал здесь несколько раз. Мы с Генрихом соседи.

Новая струя дыма была отправлена к небу, следом за нею поднялись уголки рта. У моего собеседника не было двух верхних резцов. Из-за этого он выглядел как обезвреженный вампир.

– Церковь, – сказал он. Это прозвучало как любезное предложение отправиться куда подальше.

Наша местная церковь была недалеко, точнее – просто за углом. Свое название – церковь Пауля Герхардта [9] Пауль Герхард (1607-1676) – известный лютеранский теолог и автор духовных стихов. Церковь в Конневице, возведенная в 1898-1900 гг. и носившая первоначально название Новая церковь Конневица, была переименована в 1934 г. – она получила совсем недавно. Высокие белые стены были обрамлены светло-красным порфиром, вулканической породой, которая часто используется в здешних краях. Притвор был украшен мозаикой. Мощная башня возносилась к облакам. Вокруг церкви был разбит небольшой парк.