Иоганнес Хервиг - Банда из Лейпцига. История одного сопротивления

– Харро, – повторила она за мной, как будто сомневаясь в том, что меня действительно так зовут.

Я кивнул и показал на Генриха.

– Мы соседи, – сказал я.

Мне самому было неясно, к чему такое пояснение, но ничего другого я в тот момент не придумал.

– Соседи, – повторила она и склонила голову набок. – Ну ладно. Хорошо. Добро пожаловать!

Только после этого мы все-таки обменялись рукопожатием. Потом она потянула Генриха за рукав.

– Пойдем пройдемся. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Вот так неожиданно я оказался один на один с незнакомой компанией. Худенький парнишка в матросском воротнике спас положение и сгладил возникшую неловкость.

– Я Эдгар, – сказал он по-простому. – Что тебя к нам привело? Заглянул по-соседски? Или есть другие, более веские причины?

Я поскреб ботинком по асфальту, выпятил нижнюю губу и посмотрел Эдгару в глаза. В зависимости от того, как падал свет, они казались грустными или дружелюбными.

– Да я все время болтаюсь на улице, – сказал я. – А новые друзья ведь никогда не помешают, верно?

Эдгар кивнул еле заметно.

– А ты почему тут?

Эдгар улыбнулся, возможно, потому что заметил мой отвлекающий маневр.

– Потому что на работе ничего не светит. Отец из коммунистов. Мастеру моему это поперек горла. Ему подавай немецкое приветствие [5] «Немецкое приветствие» – вытянутая под углом 45° рука с выпрямленной ладонью – было в ходу в Третьем рейхе как символический жест, который, как считалось, напоминал о традициях древних германцев, использовавших его при избрании королей как условный знак вскинутого копья. , чтоб, когда он входит в мастерскую или выходит, все руки вскидывали, замешкаешься чуток – наматывает сверхурочные. Вот такие дела. – Эдгар повернул пряжку на ремне. Она была гладкой и сверкала на солнце. – Но это, конечно, касается только меня. У других свои причины. У меня – свои.

– А как это все устроено? – спросил я. – Если кого-то взяли в подмастерья, то можно перейти в какое-нибудь другое место?

– Иногда можно, – ответил Эдгар. – Но не мне. Четыре класса школы. Оценки дрянь. Связей нет. Родители – коммунисты. – Он щелкнул по металлической пряжке. – Как это говорят? Радуйся, что тебя вообще хоть куда-то взяли. А ты, ты еще учишься?

Я кивнул и засунул руки поглубже в карманы брюк.

– Здорово! – сказал Эдгар. – Это же классно! Есть чему радоваться. Или нет?

– Не, ничего хорошего, гадость одна, – ответил я, помолчав немного.

Эдгар поднял брови. Он действительно был очень худеньким.

– А если вообще задвинуть эту твою учебу? – спросил я, снова переводя разговор на него. Эдгар рассмеялся, но не так, чтобы мне стало стыдно за свой дурацкий вопрос.

– Никак не могу, – сказал он. – Папа получает только пособие. Мама работает на «Газаге» [6] Крупный энергетический концерн, основанный в 1847 г. и существующий по сей день, имел множество филиалов по всей стране, в том числе и в Лейпциге. , зарплата мизерная. И вообще неизвестно, сколько она там продержится. А еще есть младшая сестра. Мне хоть сколько-то все-таки платят, малое, но подспорье.

Не уверен, что мне удалось изобразить на лице понимание.

Над красными черепичными крышами близлежащих домов сверкнули отблески далеких молний. Гроза все еще не могла принять окончательное решение.

Приблизительно в то же самое время, когда я обзавелся новыми знакомыми, у меня состоялся разговор с родителями, который был так же малоприятен, как дырка в зубе. Я вообще не любил этих разговоров, потому что в такие моменты неизменно чувствовал себя маленьким мальчиком. Последний разговор был особенно неприятным.

Мой отец, до тридцать третьего года бывший членом Рейхсбаннера, союза участников войны [7] Рейхсбаннер – сокращенное название Союза германских участников войны и республиканцев, существовавшего в 1924-1933 гг. и близкого по идеологии тогдашней Социал-демократической партии Германии; союз был запрещен в 1933 г.; тогда же была закрыта и издававшаяся им еженедельная «Иллюстрированная республиканская газета». и СДПГ [8] Имеется в виду Социал-демократическая партия Германии, основанная в 1863 г. и запрещенная в 1933 г. После Второй мировой войны партия возобновила свою работу и существует по сей день. , сидел в кресле в гостиной, высокий, тяжелый и неподвижный, как древнеегипетская статуя. Напротив него сидела мама, согнувшись буквой «С» над книжками, исписанными листками и потрепанными папками.