Роберт Джонс-младший - Пророки

Robert Jones, Jr.

THE PROPHETS

Copyright © 2021 by Robert Jones, Jr.

All rights reserved.

© Кульницкая В., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Вы нас еще не знаете.

И ничего пока не понимаете.

Из тьмы говорим мы с вами семью голосами. Потому что семь – единственное священное число. Потому что это то, кто мы есть и кем всегда были.

Таков закон.

К концу вы поймете. И спросите, почему мы не рассказали раньше. Думаете, вы первые, кто задает этот вопрос?

Нет, не первые.

Однако ответ на него есть. Ответ всегда есть. Но вы его пока не заслужили. Вы еще сами не знаете, кто вы. Так как же вам понять нас?

Вы не сбились с пути, нет, но были обмануты глупцами, принявшими мишурный блеск за силу. Они сами отдали все символы власти. И долго будут за это каяться. К тому времени, как разум возобладает, ваша кровь давно уже будет разбавлена. Или сам мир обратится в прах, и память станет излишней. Но с вами обошлись дурно. И вы будете поступать дурно. Снова и снова. Пока наконец не проснетесь. Вот почему мы здесь, вот почему говорим с вами.

Начинается история.

Ваша история.

В ней заключен весь смысл вашего бытия. Пребывания здесь (или там). Вы явились в мир свободными. И приветствовали вас те, кто знал, что ни землей, ни людьми владеть нельзя. Они делились с вами пищей, искусством и целью. Наш долг – поведать вам правду. Но поскольку правды вам никогда не говорили, вы примете ее за ложь. Ложь нежнее правды, и обнимает она обеими руками. Вырвать вас из ее рук – вот наше наказание.

Да, мы тоже наказаны. Никто этого не избежал. Потому что невинных нет. Мы уже поняли, что невинность и есть самое страшное злодеяние. То, что отделяет живых от мертвых.

Что-что?

Как вы сказали?

Ха-ха-ха.

Простите, что смеемся.

Вы думали, что это вы живые, а мы мертвые?

Ха-ха-ха.

Стоя во тьме, на коленях, я обращаюсь к ним.

А что они отвечают, не всегда и поймешь. Давненько уж отошли от мира, да и говорят все больше словами древними, которые из меня почти повыбили. Еще и шепотом, где уж тут разобрать. Может, конечно, это и не шепот вовсе, а крик, просто так далеко они, что мне почти не слышно. Кто знает?

Так иль не так, а я копаю ямку, где они приказали, и зарываю блестящий морской камушек, как они научили. Но, видать, что-то делаю неправильно, потому что масса Джейкоб все равно тебя продает, хоть и сказал, что я вроде как тоже часть их семьи. Неужто тубабы так поступают со своей родней? Вырывают детей из материнских рук и сваливают в повозку, как спелые овощи? Уж как я умоляла его. Прямо на глазах у того, кого единственного за всю жизнь и любила. Он теперь и смотреть на меня не может. А мне оттого все кажется, что это я плохо поступила, а не они.

Я спрашиваю их о тебе, те древние темные голоса. А они говорят, я должна тобой гордиться. Говорят, ты вот-вот станешь мужчиной. Говорят, в тебе много наших заключено, только ты пока этого не знаешь. А еще говорят, скорый ты, может, даже чересчур. Прямо не верится, что ты все еще жив. Я их спрашиваю: «Может, передадите ему весточку, а? Скажите, мол, она помнит каждый завиток на его головке, каждую складочку на теле, даже между пальцами ножек. Скажите, мол, этого из нее и хлыстом не выбить». Но они не отвечают. Сказали только, что ты теперь на Миссисипи, в краю, где все целое раскалывается надвое. Сама не знаю зачем. Нешто любо матери слышать, что ее ненаглядное дитятко разорвут пополам, да безо всякой причины? Наверное, оно и без разницы. Всех нас ни мытьем, так катаньем заставят платить.

С тех пор, как тебя забрали, Эфраим со мной и словом не перемолвился. Ни единого словечка за все время не сказал. Только представь! Губы-то у него шевелятся, но будь я проклята, если хоть один звук вырывается из глотки. Как же мне порой хочется назвать тебя по имени. Тем, настоящим, которое мы тебе дали, а не мерзким, которым масса тебя наградил, а мы прикинулись, что так и нужно. Все думаю, может, коль произнесу его имя, Эфраим ко мне вернется? А потом гляжу, как он опускает голову, словно шею сдавила невидимая петля, и не смею. Вдруг как назову твое имя, так он и вовсе от меня отвернется.