Стейси Стоукс - Вспомни меня

– В любом случае, сейчас нет нужды об этом переживать. Готова попробовать на мне?

Мое сердце сжимается от нервов, предвкушения или и от первого, и второго одновременно. И я киваю в знак согласия.

– Возьми мою руку, – отец пододвигается ближе и поднимает передо мной опущенные вниз ладони. Несмотря на то, что в комнате тепло, а на улице беспощадно палит солнце, они холодные. – Запомни, не разрывай зрительный контакт, пока не почувствуешь «захват».

Я киваю и смотрю ему прямо в глаза: карие, в отличие от моих серых. У меня глаза матери. И ее непослушные темные волосы; мне приходится встряхнуть головой, чтобы сбросить пряди с лица, заслоняющие обзор.

Он моргает, и наши взгляды встречаются. Затем зрачки его глаз расширяются и словно приглашают меня внутрь. Я не моргаю. Не думаю. Я лишь сильнее сжимаю свои пальцы на его руках, слегка вздергиваю подбородок и повторяю слова, которым он меня научил.

– Скажи мне, что ты хочешь забыть.

Какое-то время ничего не происходит. Слышно лишь жужжание едва работающего вентилятора снаружи и скрип деревянных дощечек на полу веранды из-за нетерпеливой ходьбы посетителей.

Затем я чувствую легкий «захват» у себя в голове, словно палец цепляется за ткань. Далее как будто ускользающая ткань, образ медленно загорается и принимает форму в самом центре моего сознания. Сначала края нечеткие, спутанные, но постепенно они становятся более явными, пока наконец изображение не разворачивается передо мной, и вот я уже не вижу глаз отца. Вместо этого я смотрю на два ломтика белого хлеба, обильно намазанных майонезом, и кусочки тунца, лежащие сверху. Затем изображение быстро размывается, превращаясь в туман; у меня появляется ощущение падения, пережевывания, проглатывания и чувство, будто я съела то, что лучше бы не есть. Появляется зеленая вспышка, яркая как звезда на ночном небе, и пятно становится зеленым, пространство становится зеленым, мои мысли окрашиваются в зеленый, и я охвачена чувством, которое можно описать только как сожаление.

Сожаление – это зеленый.

И теперь я понимаю, что происходит: все в точности как описывал папа. Воспоминание проходит сквозь меня, приправленное чувством сожаления, которое он и хотел, чтобы я забрала. Я ощущаю все: от голода, который изначально заставил его съесть сэндвич, до недовольства тем, что его съел. Это как слушать песню: ноты, аккорды, струящиеся волны ощущения, которое невозможно увидеть, но можно почувствовать.

Невероятно.

Я моргаю, и что-то начинает происходить. Пространство темнеет, и затем возникает другая вспышка света, только на этот раз она имеет насыщенный темно-красный цвет.

Меня пробивает озноб.

В моем сознании возникает другой образ, на этот раз это лицо мамы. Она смотрит назад через зеркало заднего вида, ее губы плотно сжаты, взгляд хмурый.

Вспышка.

Все внутри моей головы: сцена действий, образ матери, – свечение темно-красного агрессивного цвета. Воздух вокруг меня становится ледяным, и вдруг меня охватывает ужасное, опустошающее чувство, которое как нож вонзается в меня.

Вина.

Она повсюду – кровоточащая, болезненная и бесспорная.

Я непроизвольно немею от изумления, и вдруг все исчезает. Образ маминого лица в красных тонах, испещренный чувством вины, превращается в зеленое изображение сэндвича с тунцом, пропитанное сожалением. Оно вибрирует, становится крошечным облаком дыма, а затем полностью исчезает.

Я откидываюсь на диван, смотрю на изумленного отца.

– Люс? – Он высвобождает свои руки из моих и кладет мне на плечи. – Люси, ты в порядке?

У меня трясутся руки. Пот стекает между лопаток вниз по спине. Бешеный пульс отдается в голове. Красный – значит вина.

– Я… Что это было? Я сделала что-то не то?

Отец морщится в замешательстве и качает головой:

– Я так не думаю. Что ты видела?

– Я видела сэндвич. И все стало зеленым, как ты и говорил, и я чувствовала эмоцию сожаления, витающую в воспоминании, которое ты хотел, чтобы я забрала. Но потом… – Я с трудом сглатываю, не в состоянии произнести остальное.

И потом я видела маму. Ее образ окрасился в красный от твоего чувства вины.

Но только это все какая-то бессмыслица. С чего это папе чувствовать себя виноватым перед мамой?

Отец кивает и улыбается мне:

– Все правильно. Отлично, Люс. Это именно то, что ты и должна видеть. За исключением… – Он замолкает, потирая складку между бровей, – как он обычно делает, когда пытается в чем-то разобраться.