Зорайда Кордова - Наследие Божественной Орхидеи

Входная дверь открылась, и в комнату ворвался землистый аромат, смешанный с запахом пота от мужа, который показался на пороге в своем черном с неоном велосипедном костюме и шлеме.

– Милая? – Он скинул ботинки у двери и подошел к ней со стопкой почты в руке. – Тебе пришло письмо от бабушки. Удивительно, на нем нет марки.

– Подумать только, – задумчиво сказала она, и в этот момент ее живот пронзила боль. Татинелли улыбнулась и выдохнула между сильными толчками.

– Ты будешь сильным, не так ли, мой малыш?

Майк оглядел свою идеальную жену с ее идеальным животом в их идеальном доме. Вазочка с мороженым на полу.

– Что случилось? – спросил он, поднимая вазочку, чтобы ей не пришлось вставать.

Татинелли провела его рукой по своему животу, и он почувствовал стук ножки их ребенка, встревоженного и готового появиться на свет.

– Мы едем повидать Орхидею, – сказала Татинелли. Она знала это. Каким-то образом, какой бы обычной и простой она ни была, она нутром почуяла, о чем говорилось в письме.

Майк нахмурился, но усмехнулся.

– Да?

Она погладила свой живот там, куда пришелся сильный толчок.

Теперь она говорила со своим ребенком прямо, без посредства слов. «Ты знаешь, Орхидея тоже была сильной девочкой».

Изабелла Монтойя придумывала имя для своей новорожденной дочери. Имя важно, даже если она не придерживается традиций своей семьи. Саму Изабеллу, до вмешательства ее отца, хотели назвать Матильдой, в честь Матильды Идальго, знаменитой суфражистки, первой женщины, окончившей среднюю школу в Эквадоре, первой женщины, проголосовавшей в Латинской Америке, первой получившей степень бакалавра, и так далее и тому подобное. Имя такой успешной женщины патриарх семейства Монтойя счел слишком революционным. Вместо этого Изабелла Белен Монтойя Урбано была названа в честь тети, чей мягкий нрав и умение играть на пианино помогли ей удачно выйти замуж.

Новоиспеченная мать мысленно перебирала список семейных имен. Кузина Даниэла слишком некрасива. Берта слишком чопорна. Каридад сплетница. В списке была и тетя Пьедад, самая добрая из всех ее провинциальных родственников. Но назвать свою незаконнорожденную дочь именем, означавшим благочестие, было бы слишком иронично, по ее мнению.

Родильное отделение было забито узкими койками с роженицами. Мать Изабеллы пересекла комнату, чтобы подойти к постели дочери. В ее волосах, которые прошлой ночью были черными, как оникс, появились серебряные нити. Лицо женщины было твердым, как мрамор, она шла медленно, осторожно, словно по натянутому канату. Гуаякиль был многолюдным городом, но не таким уж большим. Она боялась, что кто-нибудь ее узнает, увидит, что она нарушила запрет мужа, распространявшийся на всех вплоть до садовника, навещать Изабеллу и ребенка. К тому же девочку.

Роберта Аделина Монтойя Урбано стояла рядом со своей дочерью. Взяв ручку ребенка, она раздвинула пальчики новорожденной с такими нежными ноготками, что они были почти незаметны. Она изучала цвет кожи, линии на ладони, как будто это определяло будущее малышки.

– Мамá, – сказала Изабелла.

Роберта закрыла глаза. Она вытащила из сумочки мятый белый конверт и положила его на прикроватный столик. Добрая католичка, она должна была с чистой совестью сказать своему мужу, что не разговаривала с Изабеллой. Но он не говорил, давать или не давать ей денег.

Изабелла крепче прижала к себе ребенка и смотрела, как уходит мать.

Хорошенькая молоденькая медсестра обошла ее кровать. Она проверила, удобно ли Изабелле, и спросила:

– Как ты ее назовешь?

В семье Монтойя первого ребенка по традиции называли в честь отца, где бы тот ни находился. Но она не могла себе представить, что будет произносить его имя всю оставшуюся жизнь. Они провели вместе одну ночь, а потом он ушел. Перед отъездом он оставил ей две вещи, и только одну из них – в подарок. Орхидею, растущую только в Эквадоре. Корабль, на котором он служил, экспортировал их в Европу, но он украл одну для нее. Прекрасный цветок, не похожий ни на что, что она видела прежде, – белый, темно-сливовый и мягкий. Он все еще был с ней, но приобрел бежевый оттенок, зажатый между страницами книги, которую она не могла заставить себя дочитать. Второй была ее дочь, невесомая, хрупкая, как тот цветок, которому не нужна твердая почва, чтобы расти.

Орхидея.

Деньги в смятом белом конверте были растянуты настолько, насколько это было возможно. Потом Изабелла нашла работу в кабинете врача на другом конце города и проводила долгие часы в крошечном доме на промышленном участке земли у берега. Хотя она жила в двух шагах от дома своего детства, семейство Монтойя не хотело иметь ничего общего с незамужней матерью и несчастной девочкой. Незаконнорожденной дочери не суждено было унаследовать землю, титулы, фамилию своего отца или даже любовь, которая ничего бы не стоила членам клана Монтойя, умей они испытывать это чувство.