Брюс Холсингер - Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка

– Эмма Зи решила, что там и так всего полно.

– А может, вставить это куда-нибудь на боковушку? – предложила Роуз. – Историческая биология сейчас в моде.

– А тебе не кажется, что все это перебор?

– Что ты имеешь в виду?

Муж пожал плечами.

– Ну… все эти навороты. Кому мешали старые добрые рефераты по книгам?

Что больше всего раздражало Роуз в муже, так это его всегдашние приливы ностальгии по жизни без современных технологий. В такие минуты Гарет напоминал Роуз ее отца. Кому мешали старые добрые дисковые телефоны? Старые добрые печатные машинки? Старая добрая ручная коробка передач?

Женщина поднесла к губам фарфоровую чашу с мисо-супом.

– День истории – это особого рода соревнование, – сказала она в перерыве между глотками, – как и все остальное. Но Флора Уилсон-Бьянки прошла на общегосударственный уровень со своим проектом о культуре Анасази, и я считаю, у девочек есть все шансы выйти со своей лошадиной темой хотя бы на уровень штата.

Гарет вздернул бровь.

– Что не так? – осведомилась жена.

– На уровень штата? Им одиннадцать лет, Роуз.

– М-м…

Она сделала глоток побольше.

Гарет порой был таким святошей! Видно, считал, что положение отца, ведущего домашнее хозяйство, дает ему право не принимать всерьез заботу Роуз о развитии и образовании дочки, ставить под вопрос ее предложения касательно воспитания. Он вел себя так, что Роуз чувствовала себя виноватой уже в том, что вообще высказывала какие-либо предложения. У них были абсолютно разные подходы в вопросах родительства. Однажды Гарет взбесил ее, описав ситуацию как «философ против курицы-наседки». Именно эти расхождения в итоге заставили супругов летом обратиться к психологу.

Роуз еще могла смириться с пассивностью Гарета в роли мужа, к тому, что она не получала от мужа так необходимой близости и страсти. В конце концов, у Роуз были и настоящие подруги, и любимая работа. Но когда дело касалось дочери, Роуз боялась, что ощущение неуспеха и застоя Гарета отразится на Кью, что попустительство мужа уже накладывает отпечаток на разум и тело дочери: будь то бесконечные булочки и печенья, которые Гарет пек для Эммы на перекус после школы, или его бездумное потакание желаниям дочери (например, он ничего не делал, когда девочка по третьему кругу перечитывала «Гарри Поттера», притом что мог бы использовать ненасытную страсть Эммы Кью к чтению и подсунуть ей что-нибудь новое, поинтереснее и посложнее). Конечно, жить в такой пароварке, как Кристал, для детей непросто, но на собственном опыте обучения и работы Роуз знала: большинство событий можно контролировать, нужно только усердно работать и планировать на будущее. Роуз все еще лелеяла надежду, что терапия поможет Гарету увидеть преимущества более управляемого подхода.

– Что нового в больнице? – спросил муж.

Снова вернулись на нейтральную территорию, точно по сценарию. Как мило. Роуз ответила:

– Несколько тяжелых пациентов.

– На следующей неделе возвращаешься в лабораторию?

– Если ты не против, то уже на этих выходных, – откликнулась Роуз. – Предварительные документы для подачи заявки нужно сдать в администрацию через пару недель.

– Для НЦИЗ?

Жена кивнула и улыбнулась. Ей было приятно, что Гарет запомнил. Последние несколько недель (с поддержкой завкафедрой и декана медицинского факультета) Роуз готовила свою лабораторию к подаче заявки на крупный грант от Национального центра исследования здоровья. Пять миллионов долларов для учреждения центра по исследованию нейродегенеративных заболеваний. Выиграть такую сумму значило бы обеспечить себе доход на ближайшие десять лет карьеры, а сверх того два повышения, стипендии для студентов и научных сотрудников, приобретение новых аппаратов и оборудования для лаборатории. Короче, это сделало бы Роуз Золушкой на балу неврологов. Чтобы подготовить все для борьбы за грант, придется в ближайшие месяцы засиживаться допоздна, а выходные проводить, как завзятый трудоголик, – на рабочем месте. Оставалось только надеяться, что все эти жертвы не напрасны.

И все же было и горько, и сладко слушать рассказ Гарета о том, как прошел его день, и говорить о дочери. Роуз была так поглощена работой, что ей не вполне удавалось наслаждаться моментом. За едой Гарет несколько раз рассмешил жену. Он еще сохранил крохи писательского остроумия, от которого когда-то давно у нее все внутри замирало.

Как и от каждой мелочи в облике и манере Гарета Квинна. От того, как он скрещивал ноги, когда корябал заметки или печатал. От кудрявых завитков вокруг его ушей. От того, как он сам себя поправлял в разговоре, будто перо редактора было встроено в лобную долю его мозга. И Роуз, помешанная на мозгах, когда-то думала: «Боже, какая у него лобная доля!»