Андре Асиман - Найди меня

Я вежливо кивнул, пытаясь показать: я просто тебя слушаю и возражать не стану.

– Но хорошо то… – добавила она, а потом снова осеклась.

– Но хорошо то?.. – повторил я.

– Хорошо то, что, по-моему, ты не поставил на этом деле крест и не перестал искать. Счастья, я имею в виду. И это мне в тебе нравится.

Я не ответил; возможно, молчание послужило ответом.

– Хорошо, – выпалила она, протягивая мне куртку, которую я тут же надел. Потом она резко поменяла тему и, показывая на мою куртку, произнесла: – Воротник.

Я не понял, что она имеет в виду.

– Ну, давай я, – сказала она и, встав передо мной, поправила мой воротник. Не думая, я прижал к груди обе ее ладони, которыми она взялась за лацканы моей куртки.

Я ничего такого не планировал – и тогда просто отдался на волю чувств и притронулся к ее лбу ладонью. Я редко проявлял подобную импульсивность и, пытаясь показать, что не собираюсь пересекать черту, принялся застегивать куртку.

– Можешь еще остаться, – вдруг сказала она.

– Мне нужно идти. Мои заметки, моя несчастная лекция, мертвый старик Фотий, хлипкие ширмы, которыми я отгораживаюсь от реального мира, они все, знаешь ли, ждут.

– Это было необыкновенно. Для меня.

– Это? – спросил я, хоть и сомневался, что в полной мере ее понимаю. Я попытался отстраниться, но вместо этого в последний раз погладил ее по лбу. Потом поцеловал его. Теперь я смотрел прямо на нее, и она не отводила взгляда. А затем жестом, который опять застал меня врасплох и как будто бы пришел бог знает из какого далекого прошлого, я прикоснулся к ее подбородку кончиком пальца, совсем легонько – так взрослый держит подбородок ребенка между большим и указательным пальцами, чтобы тот не расплакался, – и все это время чувствовал, как и она сама, что, если она не пошевелится, мое ласковое прикосновение, вероятно, станет прелюдией к чему-то большему. Я провел пальцем по ее нижней губе: туда-сюда, туда-сюда. Она не отстранялась, но продолжала пристально на меня глядеть. Я даже не мог сказать, обидело ли ее такое прикосновение; может быть, она растерялась и еще решает, как отреагировать. Однако она продолжала глядеть на меня все так же дерзко и непреклонно. В конце концов я извинился.

– Все в порядке, – произнесла она, точно пытаясь подавить смешок. Это уверило меня в том, что она решила не придавать значения произошедшему, как бы говоря «мы же взрослые люди». В итоге она быстро отвернулась и молча взяла с дивана свою кожаную куртку. Ее жест был таким резким и решительным, что у меня не осталось сомнений: я ее расстроил. – Пойду с тобой на лекцию.

Это меня озадачило. Я был уверен, что после случившегося она не захочет иметь со мной ничего общего.

– Сейчас?

– Конечно, сейчас. – Потом, видимо, стараясь смягчить свой резкий тон, она добавила: – Потому что знаю: если не буду за тобой приглядывать и следовать по городу, то больше никогда тебя не увижу.

– Ты мне не доверяешь.

– Пока не решила.

Потом, повернувшись к отцу, который пришел и сел в гостиной, она сказала:

– Па, я пойду на его лекцию.

Тот удивился и, вероятно, расстроился, что она так скоро уходит.

– Но ты же только пришла. Ты разве не собиралась мне почитать?..

– Почитаю завтра. Обещаю.

Она имела обыкновение читать ему отрывки из «Мемуаров» Шатобриана. Сказала, что, когда ей было лет тринадцать, эту книгу ей читал отец; теперь настала ее очередь.

– Твой отец не очень-то доволен, – заметил я, когда мы собрались уходить. Она заперла французские окна. В комнате немедленно потемнело, и эта внезапная темнота создала мрачную атмосферу, которая отражала приближающийся конец осени и настроение ее отца.

– Недоволен. Но это не имеет значения. Он только говорит, что будет работать, а на самом деле теперь подолгу спит после обеда. В любом случае, пока он спит, я обычно хожу за покупками – пополняю холодильник его любимыми продуктами. Я это завтра сделаю. Всем остальным занимается патронажная служба. Сегодня днем придет сиделка: выгуляет собаку, приготовит еду, посмотрит с ним телевизор и уложит его спать.

Когда мы спустились и вышли на набережную Тибра, Миранда вдруг остановилась и глубоко-глубоко вобрала в грудь свежий воздух, который бывает только в конце октября. Я удивился.

– Чего это ты? – спросил я, очевидно имея в виду звук, подобный скорбному вздоху, который вырвался из ее легких.

– Я так каждый раз вздыхаю, когда ухожу. Неимоверное облегчение. Как будто там я задыхалась от спертого воздуха. Знаю, однажды – скоро – мне будет не хватать этих визитов. Надеюсь только, я не буду чувствовать вины и не забуду, почему мне так хотелось уйти и закрыть за собой дверь.