Бенджамин Алире Саэнс - Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной

– Думаю, эта война для него никогда не закончится.

Позже я спросил тетю Офелию, правда ли это.

– Да, – ответила она. – Правда.

– Почему война не оставит папу в покое? – спросил я.

– Потому что у твоего отца есть совесть, – сказала она.

– А что с ним случилось на войне?

– Никто не знает.

– А почему он не рассказывает?

– Потому что не может.

Вот так вот. Когда мне было восемь, я ничего не знал о войне. Я даже не знал, что такое совесть. Я только видел, что иногда мой отец становится грустным. И я ненавидел, когда он грустил. Из-за этого я тоже начинал грустить, а мне это не нравилось.

Так что я был сыном человека, внутри которого жила Вьетнамская война. И у меня была уйма трагических причин для жалости к самому себе. И возраст тоже тому способствовал. Иногда мне казалось, что быть пятнадцатилетним – самая большая трагедия на свете.

В бассейне я первым делом отправился в душ. Это одно из правил. Правила, ага. Я ненавидел принимать душ с кучей каких-то парней. Не знаю почему – не нравилось, и все тут. А некоторые еще любят поболтать, как будто это совершенно нормально – мыться рядом с посторонними и трепаться о нелюбимом учителе, или о фильме, который видел на днях, или о девчонке, за которой хочешь приударить. Только не я – мне сказать было нечего. Парни в душе… Это не мое.

Я подошел к бассейну и сел на бортик, опустив ноги в воду.

Что делать в бассейне, если не умеешь плавать? Учиться. Наверное, иначе никак. Я каким-то образом уже научил свое тело оставаться на плаву. Вот так вот случайно воспользовался каким-то законом физики. И что самое классное – сделал это самостоятельно.

«Самостоятельно» было мое любимое слово. Просить о помощи я не умел и эту вредную привычку унаследовал от отца. К тому же здешние инструкторы по плаванию, называвшие себя спасателями, были придурками и не горели желанием возиться с тощим пятнадцатилетним пацаном. Куда больший интерес у них вызывали девчонки с только что оформившейся грудью. Эти инструкторы были помешаны на женской груди, честное слово. Как-то раз я подслушал, как один из них говорил другому, пока тот якобы присматривал за группой малышей:

– Девчонки – они как деревья, покрытые листьями. Так и хочется на них забраться и посрывать все эти листья.

Его приятель рассмеялся:

– Какой же ты осел.

– Не, я поэт, – сказал первый. – Поэт человеческого тела.

И они оба расхохотались.

Ага, конечно, Уолты Уитмены [7] Уолт Уитмен – американский поэт XIX века, автор сборника «Листья травы». нашлись.

Вообще с парнями вот какая штука: находиться в их обществе мне не особенно нравилось. В том смысле, что рядом с ними мне было как-то не по себе, даже не знаю почему. Я просто… Сам не знаю… Чувствовал, что я другой, что ли. Рядом с ними мне было стыдно за то, что я тоже парень. И сама мысль о том, что пару лет спустя я могу стать таким же мерзавцем, вгоняла в уныние. Девчонки – они как деревья? Ага, в таком случае этот паренек умен как прогнившее полено, изъеденное термитами.

Мама бы сказала, что у них просто период такой. Что скоро они поумнеют. Ага, еще чего. Может, жизнь и есть лишь набор периодов, сменяющих один другой? Может, через пару лет у меня начнется такой же, как у этих восемнадцатилетних спасателей? Хотя я не очень-то верил в мамину периодическую теорию. Она казалась не объяснением, а оправданием. Не уверен, что мама вообще понимала парней. Да и я тоже не особо их понимал, хоть и сам был парнем.

Мне казалось, что со мной что-то не так. Наверно, я оставался загадкой и для самого себя. Отстойно, конечно. Потому у меня и была куча проблем.

Но одно я понимал наверняка: просить этих двух идиотов научить меня плавать я не собираюсь. Лучше быть одному и страдать. Даже утонуть – и то лучше.

В общем, я держался от них подальше и просто лежал на воде. Так себе развлечение.

Тогда-то я и услышал его слегка скрипучий голос:

– Я могу научить тебя плавать.

Я подвинулся к краю бассейна и встал в воде, щурясь от солнца. Он сел на бортик. Я подозрительно его оглядел. Если парень предлагает мне уроки плавания, заняться ему явно нечем. Два парня, которым нечем заняться? Звучит как скукотища в квадрате.

У меня было правило: лучше скучать одному, чем вместе с кем-то, – и я всегда ему следовал.

Может, поэтому у меня и не было друзей.

Между тем он смотрел на меня. Ждал ответа. Затем повторил:

– Я могу научить тебя плавать, если хочешь.