Алисса Вонг - Тысяча начал и окончаний

– Должно быть, я потерял счет времени, – сказал он.

Жители деревни испытывали слишком большое облегчение и не заметили, как он грустно улыбнулся, повернув голову и бросив взгляд через плечо, будто забыл нечто драгоценное на склоне горы.

С того самого дня Булан стал проводить все меньше и меньше времени в деревне. Он не разрешал никому ходить вместе с ним в походы на гору Макилинг.

– Слишком опасно, – говорил он. Но в его голосе звучала нотка собственника.

Каждый вечер Булан возвращался с самыми нежными орехами, с ягодами, источающими сок, с плодами, которые мечтали летать, а не падать, и поэтому вытягивали свои зеленые шеи к солнцу и становились еще слаще благодаря своей мечте. Односельчане, хоть и были ему благодарны, но невольно гадали, где Булан проводит столько времени. Только гора отделяла их от других деревень – от деревень, главы которых могли бы удивиться богатству по другую сторону висящего над горой тумана, или от морских владычиц, которые могли бы задуматься, почему такие жирные рыбы обитают у прибрежных отрогов горы. Пусть деревня Булана жила мирной жизнью, но в ней не забывали об осторожности. Несколько молодых парней пыталось подняться вслед за Буланом на гору, но покрывало густого тумана всегда скрывало его, и он пропадал из виду. Словно гора хранила его только для себя одной.

Однако Булан не только получал подарки.

Он и дарил тоже.

Он принес хранительнице горы перо, такое белоснежное, что оно могло соперничать с жемчужинами, и вплел его в ее волосы. Он принес раковину в виде идеальной спирали, а в ней звучало эхо мечты, похищенное у моря.

– Я чувствую себя маленьким мальчиком, – однажды со смехом признался Булан. – Я приношу тебе бесполезные, блестящие вещицы, но что еще я мог бы подарить такой, как ты?

К этому моменту прошло уже несколько месяцев. Дивата наслаждалась его обществом. Не только прикосновением его рук и его кожи, но и беседой с ним. Его мечтами. Он больше не казался ей лишь чем-то интригующим. Он совсем перестал быть для нее вещью . Когда он уходил, ее сердце так и стремилось вырваться из груди, словно хотело полететь вслед за ним. А когда он возвращался, от ее улыбки весь мир трепетал. Все чаще и чаще она ловила себя на том, что взглядом ищет среди листвы яркую, как драгоценность, полоску его охотничьего плаща. Она искала его, когда он отсутствовал, и тянулась к нему, когда он приходил, и таким образом дивата включилась в ритм, который сама и создала. Любовь казалась деянием богов.

Поэтому, в ответ на вопрос, что он мог бы ей подарить, с ее губ слетел прямой ответ:

– Твое сердце.

Ответом ей было молчание. Булан смотрел на нее, что-то тайно взвешивал – она видела это в его глазах, – но он ничего не сказал. Только легонько поцеловал ее.

– Я вернусь.

Дивата смотрела ему вслед. Она подумала, что он, может быть, не вернется, но на следующий день Булан снова стоял перед ней. В его руке было изящное перо, унизанное бусинками. А под мышкой он держал грубо сотканное платье из полотна и маленький узелок. У него был такой вид, будто он не спал.

Когда она подошла к нему, юноша опять распростерся на земле.

– Дайанг, – произнес он. – Мое сердце всегда принадлежало тебе. Но я бы хотел дать тебе больше этого, если позволишь. Я хочу предложить тебе мою руку, мое сердце и дом, мою скромную постель и еще более скромный кров.

Ей не приходило в голову, что Булан тоже может хотеть чего-то. И когда дивата поняла, что он отвечает на ее любовь, в ней вспыхнула великая радость.

Она надела это платье ради Булана, несмотря на то, что нитки врезались в ее кожу, деревянные сандалии натерли ей пальцы ног, а жемчужный гребень расцарапал кожу головы. Она изо всех сил старалась встроиться в эту одежду. А когда он заявил, что она «маганда» – «красавица», и бессмысленное слово превратилось в золото, благодаря алхимии его губ, она улыбнулась. Она надела его обещание на шею.

В ту ночь, когда они занимались любовью, она склонилась над ним. Ее волосы коснулись его лица. Кончик ее ожерелья из пера лег ему на грудь.

Она наклонилась так низко, что у нее выпало сердце.

А она этого даже не заметила.

Когда Булан прижал ее к себе, он заметил что-то в своей ладони. Драгоценный камень, не больше ногтя большого пальца.

– Дайанг, – произнес он.

Это слово по-прежнему означало «принцесса», но уже не казалось официальным. В нем не было важности, только привычная мягкость знакомого смысла.

– Что это? – спросил он. – Это твое?