Михаил Блехман - Субъективный реализм

Хотя разве все знают, что – не знают?

В том числе я. Я ведь не менее все, чем все остальные.

Непервых мужчин и женщин собралось не меньше всех, и всех это вдохновляло. Все прижимали ладони к разноцветным пуговицам, строго и гордо смотрели на лоскут и возвышавшихся под ним и над ними непервых женщин с мужчинами.

– Есть сараи, кроме сарая, – сказала одна из непервых женщин.

– Но разве это сараи? – подтвердил один из непервых мужчин.

Все явно знали об уникальности нового сарая, но каждый раз явно же рады были слышать подтверждение своего знания. Не то чтобы оно не переходило в уверенность – просто без периодического подтверждения уверенность может перейти в неуверенность.

– В сарае жить – сараянином быть! – объявили непервые мужчины и женщины, и все отскандировали в ответ:

– Сараянином быть – в сарае жить!

Играли непреходящие музыкальные инструменты, жить всем становилось радостнее и веселее.

– Настоятельно просим обожать воплощение женской красоты! – сказал непервый мужчина, и не помост вышла красивейшая женщина всех времён и сараев. На лице её был нежный сырный макияж, она излучала всё, что можно – но лишь ей – излучить, не переставая излучать это ни на секунду, что явно укрепляло всеобщую убеждённость в единственности нового сарая.

– Да здравствует кот в мешке! – объявила женщина, воплотившая женскую красоту, и с торжественным очарованием закусила объявленное кусочком сыра.

Все встали и, приложив руки к пуговицам, радостно отдали дань вышедшему на помост из эффектно декорированного разноцветного мешка торжественно мяукающему начсару, недавно всеми отобранному именно с этой целью.

«Ты считаешь, что кота в мешке выбирают только для того, чтобы он вышел на помост?»

Не просто вышел – этого было бы до обидного недостаточно. Для того, чтобы – выходил.

– Да здравствует наш сарай! – объявил вышедший, держа руку на пуговице.

– Нет сарая, кроме сарая! – проскандировали все в ответ. – Нет мешка, кроме мешка.

– Все, как всегда, правы! – ответил вышедший, не убирая рук ис пуговицы. – Потому что такого мешка нет больше ни в одном из сараев. Да и сараи ли это? Впрочем, да и мешки ли?

Все оценили шутку и расхохотались глубоко, до чихания в локтевой сгиб временно снятой с пуговицы руки.

Ты же видишь: чем разноцветнее, тем бесцветнее. Или мне показалось? Но если показалось однажды, то почему кажется постоянно? Ведь если постоянно, то, скорее всего, не кажется, а так оно и есть?

Он понял, но переспросил:

«Ты имеешь в виду пуговицы или всё сияние в целом?»

Я пожал плечами:

Сарай отсвечивает пуговицами, иначе откуда же взяться сиянию?

Теперь была его очередь пожать плечами или как-то иначе выразить сдерживаемое небезразличие:

«Не отправиться ли тебе в путь ещё раз?»

Было так невесело, что пришлось рассмеяться. Зачем полагаться на нецветной сарай, если у меня есть мои цветные, мои разноцветные чёрно-белые снимки в отрывном календаре? Куда бы я ни отправился, они – со мной, они – это именно то и как надо. Их не нужно любить и жаловать, о них – лучше написать роман.

«Вот как? И что же, ты дашь героям своего романа имена?»

Я снова рассмеялся, но теперь потому, что было весело:

– У моих героев имена уже есть, я не стану давать им другие. И сарай менять больше не стану, удобств и пуговиц мне хватает, да и в них ли дело? Пойду – но не в другой сарай, а от снимка к снимку. Это – единственно ст оящее путешествие, не зависящее от грамматического времени, в котором я, как оказалось, не силён.

Ему оставалось кивнуть мне, не прощаясь, и посоветовать:

«Когда идёшь вверх, старайся не смотреть вниз. Когда идёшь вперёд, старайся не смотреть назад».

Но разве можно не смотреть туда, откуда пришёл? Разве перестанут напоминать об этом многоцветные листки чёрно-белого неотрывного календаря?

Я шёл, оглядывался, и теперь уже знал, чт омешает мне идти, что с таким шумом пролетает, улетает мимо. Туда, куда всё-таки лучше не смотреть.

Прошедшее время здесь имело сугубо косвенное отношение к действительности, ты, разумеется, понимаешь.

«Понимаю. Но когда твою повесть наконец-то будут читать, настоящее станет давно прошедшим».

Думаешь, будут?

Навязчивый стук не прекращается…

«Что-то меня потянуло на чёрный юмор…»

«Твой юмор, как бы чёрен он ни был, меня не раздражает. Цвет острот выбирает острящий, мне остаётся принимать твой выбор как должное».