Мюриэл Спарк: Утешители

The translation of this book has been made possible with the help of the Publishing Scotland translation fund

16+

Спарк М.

Утешители: Роман / Мюриэл Спарк; пер. с англ. В. Скороденко. – Москва: Текст, 2017.

ISBN 978-5-7516-1472-0

Впервые на русском первый роман классика современной шотландской литературы Мюриэл Спарк (1918–2006). Авантюристка семидесяти восьми лет занимается контрабандой бриллиантов, ее внук пытается распутать преступление бабушки, потусторонние голоса диктуют его любовнице роман о ней самой, а Тартюф в юбке, шантажистка с необъятным бюстом, тщится наставить на путь истинный всех окружающих – эти гротескные образы и фантастические ситуации составляют содержание романа, о котором Ивлин Во написал: «Блистательно, оригинально и захватывающе!»

© Copyright Administration Ltd., 1957

© Владимир Скороденко, перевод, 2017

© «Текст», издание на русском языке, 2017

Интересно отметить, что слово «утешители» ( comforters ), которым автор назвал свое произведение, ни разу не встречается на страницах романа. Однако смысл заголовка становится ясным, если иметь в виду, что так католики называют фигурки и изображения святых, медальки, открытки и тому подобные предметы, способные, по представлению верующих этой конфессии, оказать человеку нравственную поддержку.

В первый день отпуска Лоуренса Мандерса разбудил донесшийся снизу голос бабушки:

– Дайте-ка из непросеянной. Ко мне на неделю приехал внук, он работает на Би-би-си. Сын моей дочки, леди Мандерс. Он белого хлеба не ест, это один из его бзиков.

Лоуренс крикнул из окна:

– Бабушка, я обожаю белый хлеб, а бзиков у меня вообще нет.

Сквозь разбегающиеся морщинки она послала ему лучезарную улыбку.

– Кричит из окна, – объяснила она булочнику.

– Ты меня разбудила, – сказал Лоуренс.

– Мой внук, – сообщила она булочнику. – Большой каравай непросеянного, и не забудьте прийти в среду.

Лоуренс посмотрелся в зеркало, произнес «Нужно вставать» и снова забрался в постель. Он дал себе еще семь минут.

По звукам, отчетливо проникавшим снизу сквозь потертые половицы, он представлял себе каждое бабушкино движение. В свои семьдесят восемь Луиза Джепп все делала очень медленно, но с величайшей сосредоточенностью, как порой бывает с людьми, знающими, что они подшофе. Звон стекла – пауза, звяканье – пауза: стол накрывался к завтраку. Она ходила между буфетной и жаркой кухонькой, и каблучки ее постукивали, как часы, у которых кончается завод. Шаркать она себе не позволяла.

Еще не кончив одеваться, Лоуренс вытянул из верхнего яруса высокого старомодного комода ящичек. В нем оказались разные бабушкины мелочи – она отвела Лоуренсу собственную спальню. Он насчитал три шпильки и восемь нафталиновых шариков, а еще нашел лоскуток черного бархата, расшитого гагатовым бисером. Теперь бисеринки свободно болтались на нитке. Лоуренс прикинул на глаз размер лоскутка – примерно два с половиной дюйма на полтора. В другом ящичке он обнаружил гребень с застрявшими бабушкиными волосами и отметил, что данный предмет туалета пребывает не в самом чистом виде. Находки доставили ему своеобразное удовольствие: три шпильки, восемь нафталиновых шариков, не самый чистый гребень – вещи его бабушки, здесь, сейчас, в ее суссекском доме. Такой уж он был, Лоуренс.

– Это ненормально, – как-то сказала ему мать. – В остальном с тобой все в порядке, но ты замечаешь глупые мелочи, а это глупо.

– Такой уж я есть, – парировал Лоуренс.

Она знала, что спорить с ним бесполезно, но по привычке продолжила:

– И это неестественно. Иной раз ты видишь то, чего видеть не следует.

– Например?

Она не ответила, хотя знала, что он забирался в ее будуар и рылся в переполненном шкафчике с косметикой, перебирал и осторожно, как кошка лапкой, поглаживал крохотные флакончики, вслух называя содержимое каждого. Ей так и не удалось убедить его, что так делать нехорошо. В конце концов, он вторгается в чужую личную жизнь.

– Для тебя нехорошо, а для меня – нет, – часто говорил Лоуренс.

И его мать Хелена Мандерс неизменно возражала «Не вижу, почему» или «Не согласна», хотя по-своему и была согласна.

Ребенком он терроризировал всех домашних, в прямом смысле глаголя истины.