Филиппо Томмазо Маринетти - Как соблазняют женщин. Кухня футуриста.

Она рыдала.

– Я тебя обожаю, я не люблю никого, кроме тебя. Я умирала от желания увидеть тебя плачущим от ревности! Я бы сделала, что угодно… Я могла бы пойти на преступление, чтобы увидеть тебя, обезумевшего от ревности… Я не изменяла тебе. Я сделаю все, что ты захочешь. Я больше не увижусь с ним. Ты был похож на тигра. Как ты был прекрасен! Как прекрасен! Для меня, ты сделал все это для меня!

Я смотрел на нее с недоверчивым и изумленным любопытством, как смотрят друг на друга два кота, раздирающие августовский Млечный Путь своими протяжными и режущими слух воплями. Я чувствовал себя уже лучше. Полнота удовлетворенных нервов и мускулов. Лихорадка прекратилась тем же вечером. На следующий день Ада уехала вместе со своим дядей в Турин, где я встретился с ней. Я не мог снова видеть ее губительного флирта без желания немедленно вступить в бой… Ада стала послушной, ласковой, без лжи, без кокетства, изменившейся, чудесным образом изменившейся. Два счастливых года. Затем она уехала с мужем в Японию. Война положила конец всем кризисам, разрешила все проблемы, залечила все раны.

Ревность – это мрачная, свирепая и отвратительная болезнь, традиционная и безобразная итальянская особенность. Естественное следствие нашей поразительной чувственности и нашей безмерной привязчивости.

В нас чрезвычайно сильны животное, земное и эфирное начала, судорожно и непрерывно вибрирующие, незримыми нитями связанные со всей Вселенной, мы лучше любого другого народа умеем интерпретировать, предчувствовать, артистически преображать. Мы ощущаем и воссоздаем в себе море, реки, соленые ветра, сгустки жара, центростремительное движение, экспансию электрического света, мы глубже чувствуем женщин. Поэтому мы закоренелые ревнивцы. Все остальные средиземноморские народы не настолько ревнивы, включая испанцев. Северяне, не обладающие нашей витальной мощью, вообще неспособны ревновать. В Германии, Швеции и Норвегии девственность не имеет никакой ценности. Там это просто препятствие, помеха, преграда, которую преодолевают на пути к свободному удовлетворению сексуальных потребностей. Не были по-настоящему ревнивы дюжина русских мужей или любовников дюжины русских женщин – интеллектуалок, поэтесс и артисток, аплодировавших мне в Петрограде в подвальном кабаре «Бродячая собака» [62]: пьяный шум голосов, реки спиртного, подогретые восторгом, вызванным воинственной свободой моей декламации. Эти юные, изящнейшие, полуобнаженные женщины пожелали вручить мне необычный подарок: совокупное, но вполне доходчивое объяснение в любви с непременными поцелуями, скрепленными подписями двенадцати перьев, обмакнутых в двенадцать капель крови из их правых рук. Это оказалась длительная процедура. Крики боли смешивались с громким смехом. Дамы в ожесточении наносили себе раны, чтобы выдавить достаточно большую каплю крови. Двенадцать мужчин почтительно созерцали. Двое или трое из них, укрывшись за стеклами своих очков, как в скафандрах на дне океана, раскраснелись от выпитого алкоголя.

Я обедал в обществе утонченнейшего английского миллионера, стильного до приторности, и его прекрасной подруги, американской актрисы. После того как были съедены макароны, и пока наши рты были заняты французской болтовней об искусстве, ноги актрисы переплелись с моими в страстном диалоге. Когда принесли виски, англичанин, вставив монокль в глаз, фамильярно ткнул меня в живот, говоря с игривой иронией:

– Ах! Ах!.. Вы волочитесь за моей крошкой, как субмарина!

Я застыл в изумлении.

Очевидна неспособность северян глубоко чувствовать женщину, мощно и сладострастно вожделеть ее. Очевидна их неспособность быть чувственными, возбужденными и, следовательно, ревнивыми. Само наше физиологическое превосходство становится причиной ужасной болезни, которая нас одурманивает, терзает, превращает нашу жизнь в печальную сексуальную манию, в тягостную погоню за одной-единственной женщиной, в то время как мы могли бы наслаждаться бесчисленным количеством других дам. Необходимо избавиться от этого наваждения: единственная женщина и единственный мужчина. Ускорение половых отношений. Умножение интенсивности совокуплений, частых и бурных, разнообразных и судорожных. Горе тому итальянцу, который разжижает свое сердце и однообразит свой секс. Верность: меланхолия, привычка. Ревность: мания старого домоседа, который может сидеть только в насиженном кресле. Женская ревность обладает большей разрушительной мощью, чем мужская.