Мо Янь: Перемены

«Цзяохэ» – коллективное хозяйство, изначально бывшее частью Синьцзянского производственно-строительного корпуса [4], который существует и поныне. В основном членами колхоза были отставные военные, но впоследствии в его ряды влилась и группа образованной молодежи из Циндао [5]. В начале 60-х, когда мы в деревне все еще находились на стадии примитивных сельхозорудий – запрягали волов в телеги и пахали деревянными плугами, – колхоз «Цзяохэ» приобрел красный комбайн советского производства. Когда эта махина с грохотом двигалась по колхозной ниве площадью в десять тысяч му [6], мы испытали потрясение, сравнимое с тем, что испытали наши дедушки и бабушки, когда в 1904 году по железной дороге Цзяоцзи, связавшей Циндао и Цзинань, мимо нашей деревни проехал первый поезд – немецкий локомотив, извергавший клубы черного дыма. Для такой организации, как эта, оснастить военный оркестр ближайшей начальной школы – это все равно что Чжан Фэю [7]съесть тарелочку бобовых ростков. Да простят меня читатели за многословность, просто у меня в голове целый рой воспоминаний, я не собирался записывать их, это они сами вырываются наружу.

Почему колхоз «Цзяохэ» захотел оснастить военный оркестр нашей школы? Потому что у многих дети здесь учатся. Почему колхозники прислали «правых» преподавать в школе? Опять же – потому что у многих дети здесь учатся. Просто среди местных учителей самым образованным был учитель Чжан, окончивший педучилище, а у Большеротого Лю и вовсе за плечами лишь начальная школа средней ступени [8]. А «правые элементы», которых прислал колхоз, – все с высшим образованием. Уверен, все уже поняли, что наша начальная школа в тот момент была лучшей на всем Шаньдунском полуострове. Меня исключили в пятом классе, но впоследствии, вступив в ряды вооруженных сил, я обнаружил, что вполне могу давать уроки сослуживцам, окончившим среднюю школу. Если бы мне позволили тогда доучиться в младшей школе, возможно, в 1977 году, когда вернули единый государственный экзамен для поступления в вузы, я со своим начальным образованием поступил бы в Пекинский университет или в университет Цинхуа.

Оркестр исполнял «Восток заалел» [9], а мы, задрав головы, смотрели, как красный флаг с пятью звездами медленно поднимается по шесту, и в этот момент на самом видном месте спортплощадки появился Хэ Чжиу, одетый в вылинявшую от бесконечных стирок старую военную форму. На голове его красовалась почти новая фуражка с большим козырьком, он был в белых перчатках и в темных очках, а в руках держал самодельный хлыст. Почему во время поднятия флага мы исполняли не государственный гимн, а «Восток заалел»? Да потому, что авторы слов и музыки государственного гимна стали жертвами Культурной революции. Где Хэ Чжиу раздобыл этот наряд? Мы в тот момент не знали. Спустя много лет, когда мы с ним встретились в Циндао, я спросил Хэ Чжиу про тот случай, и он с улыбкой – то ли в шутку, то ли всерьез – ответил:

– Взял взаймы у папы Лу Вэньли!

Хотя наряд Хэ Чжиу не выдерживал сравнения с экипировкой героя-разведчика в фильме, но этого хватило, чтобы все мы просто остолбенели. А Хэ Чжиу без тени страха прошел широкими уверенными шагами, высоко подняв голову и гордо выпятив грудь, в промежуток между рядами учеников и администрации школы. Он шел, тыкая в нашу сторону хлыстом, и приговаривал, подражая интонации героя:

– Это так вы следите за пушками?

Школьное начальство словно бы обалдело, они беспомощно наблюдали, как Хэ Чжиу с гордым видом прошелся перед ними сначала в одну сторону, потом в другую, а потом, насвистывая, скрылся в переулке. Мы провожали его глазами, глядя, как он поднимается по берегу реки, а потом спускается и исчезает из виду. Мы понимали, что там вода, и воображали, что Хэ Чжиу подошел к самой кромке, может, решил скинуть одежду и искупаться? Или просто любуется своим отражением. Все дальнейшие мероприятия, организованные школой, на самом деле утратили всякий смысл: ни чтение стихов с выражением, ни комические сценки на злобу дня не смогли вернуть нас с берега реки, где мы мысленно были. Большеротый Лю свирепо заявил:

– Надо с ним разобраться!

Но мы так и не услышали, чтобы учитель Лю разобрался с Хэ Чжиу. Отец Хэ Чжиу много десятилетий отработал батраком на местных помещиков, а мать Хэ Чжиу дольше всех в деревне состояла в коммунистической партии: рябая женщина с огромными ступнями [10]и взрывным характером, которая частенько без видимых причин вставала на камень перед их домом и ругалась на всю улицу. При этом левой рукой она упиралась в бок, а правую задирала, становясь похожей на старомодный чайник. Хэ Чжиу – самый старший в семье, у него было три младших брата и две сестренки. Жила семья в полуразвалившемся доме с тремя комнатами, у них на кане [11]даже соломенной циновки не было. С Хэ Чжиу, родившимся в такой семье, и председатель Мао не смог бы разобраться, появись он здесь, не говоря уж о Большеротом Лю, что с ним поделаешь?