Адольф Мушг - Семь ликов Японии и другие рассказы

Лордан, я уже не помню твоей фамилии; разве это не странно? Когда Майда шепнула мне на ушко свое имя, она стерла из памяти все остальные. Я и свое собственное вспомнил только на суде, когда там зачитывали мои анкетные данные.

Оставит ли война, которую они объявили, где-нибудь твой адрес? Тогда они будут знать, где найти тебя, если захотят; а захотят ли они этого после того, как прочтут письмо? А вдруг оно содержит какую-нибудь военную тайну, о которой я даже не подозреваю и о которой тем не менее не должен знать ни один человек. Но, насколько я тебя знаю, ты уже стал за это время офицером высокого ранга и тебе, конечно, вручат этот сентиментальный документ. Если все сказанное покажется тебе неудовлетворительным в качестве моего последнего слова, тогда перепиши все, Лордан, набело. Я же останусь рабом момента, а ты как «звездный» адвокат – у которого нет больше необходимости защищать меня – сможешь оценить, загубил ли я свою жизнь, отдав ее во имя высочайшего из смыслов. Пока я искал любовь, я был в отчаянии из-за нее. Теперь, когда она нашла меня, я пробудился от страха к жизни, и это раз и навсегда.

Что же будет с Майдой?

Ее болезнь сильно прогрессировала. Однако она научилась заботиться о себе. И потому говорит, что все меньше беспокоится за себя, когда даже самое малое станет ей уже непосильно, она и тогда не обратится за помощью к врачу. Она показала мне белый порошок. В этот момент мы оба стали бессмертными.

Она почти ничего не говорила, а я говорил с ней по-французски. Когда она поправляла меня, прижавшись к моему уху, ее голос снова возвращался к ней.

Когда с меня срывали униформу, чтобы увести, как полагается для арестанта, на экране все еще можно было прочитать:

По мне, так ты мог бы и прыгнуть.

Вот я и прыгнул, и даже страх как-то отступил. И ты, Лордан, сними, пожалуйста, свою руку с моего плеча. Она не кажется мне легкой.

– Нам еще нужен корм для кошки, – сказала она хриплым голосом.

Выезд с автобана к торговому центру они почти уже проскочили. Он включил габаритные огни, посмотрел в зеркало заднего вида, нажал на тормоз и резко ушел с полосы, где сзади него ехала на бешеной скорости машина, – она со свистом пронеслась мимо, водитель так и не сбросил скорость, при этом слившиеся в двойном эффекте звуковой сигнал и рев мотора было невозможно различить. Только когда Зуттер рванул через живую изгородь по газону к освещенному торговому комплексу, он почувствовал в своих онемевших пальцах страх. «Нам еще нужен корм для кошки». Это была третья фраза Рут с тех пор, как они выехали из Л. в сторону дома.

Это было последнее контрольное обследование, сказала она, когда возвратилась в кафе, где он сидел, дожидаясь конца консультации. Рут вошла в дверь, прямиком направилась к его столику и остановилась перед ним. Не раздеваясь, никакого кофе. Домой. Она закуталась в незастегнутое пальто, ее руки искали и не находили пуговиц. Она водила пальцами по поле, разглаживая плотную шерстяную ткань.

Последнее контрольное обследование.

Он махнул официантке, с силой откинув местную газету, закрутившуюся вместе с подшивкой вокруг палки-держателя. Он с трудом сдерживался, видя ту подчеркнутую медлительность, с какой эта фря снизошла до него, тщательно прибрав для начала соседний столик. Он физически ощущал пренебрежение к себе, когда она рылась в своем кружевном передничке, отсчитывая ему сдачу, не пожелав ему под конец – и полностью проигнорировав даму в пальто – «благополучно провести остаток дня».

Зуттер рассчитывал, что консультация продлится примерно час, как это было в прошлые разы. Он не произносит никаких необдуманных слов, лестно отзывалась Рут о докторе Клеменсе, старшем ординаторе университетской клиники, куда Рут направили год назад для уточнения диагноза. Главный врач нашел результаты биопсии, «к сожалению, не очень хорошими» и объяснил, к какой стратегии придется прибегнуть в ближайшем будущем. После этого Рут покинула кабинет главного врача, не произнеся ни слова. Из ниши в коридоре возник старший ординатор, направляясь к ней, именно он делал ей сегодня обследование кишечника. Он проводил супружескую пару до самого выхода и только перед вертящейся дверью произнес фразу, предназначенную для Зуттера.

Посреди ночи она вдруг вспомнилась ему, и он беззвучно прошептал: «Рак не всегда сразу рак».

На следующий день у Рут было хорошее настроение, и оно долго оставалось таким, в чем он усматривал добрый знак. У него не было права додумывать ее мысли, прикрываясь тем, что он делает это ради нее. Тридцать лет назад она приступила к изучению медицины. Почему она прервала эти занятия, он не знал, мог только догадываться, о чем она думает сейчас: как не стала тогда врачом, так и теперь ей не быть пациенткой. Рут жила в Индии и штате Аризона, прежде чем решилась, будучи уже за тридцать, осесть окончательно в Европе. Так она выразилась, словно происходила из рода кочевников. А он, местный судебный репортер, никогда не пересекавший границ, разве что только мысленно, не очень представлял себе, чего эта кругосветная путешественница ждала от него. Для Рут эти вопросы были еще преждевременны, общественной жизнью, которую ей мог предложить двадцать лет назад тогда еще молодой поселок, она почти не интересовалась. За эти годы многие потенциальные сельские жители уехали отсюда, а предприниматели занялись своим частным бизнесом. Брак Рут и Зуттера не мог стать перспективным «проектом», но, и поставленный им под вопрос, он тем не менее существовал и оказался со временем единственным в старом теперь поселке. Детей у них не было. Раз в году они уезжали в отпуск в Верхний Энгадин. Рут занималась одним из индийских языков и часто просиживала за компьютером часами, не прикасаясь к клавиатуре. О своей работе, которую она называла «книга», она разговаривала только с кошкой. Она тратила много времени на готовку и совершала дальние поездки, чтобы купить приправы и пряности. А когда приготовленные блюда уже стояли на столе, накрытом с особой тщательностью, она только понемножку пробовала их и развлекала его, пока он ел, своими удивительными наблюдениями, якобы сделанными ею за день и, если верить этому, основанными на подлинных событиях, случившихся незаметно для всех агентств новостей. А события складывались из знаков, которыми обменивались между собой другие живые существа, к ним она причисляла также и камни. Если Рут действительно в этом разбиралась, то получалось, что незаметные предметы и вещи готовили новое бесшумное сотворение мира, который будет обладать свойством не давать некоторым особям человеческого рода мешать их дальнейшему существованию. Причем все эти вещи и предметы не хотели до поры до времени иметь никаких свидетелей. Нужно было постараться незаметно затесаться между ними и стать среди них своим. Тогда исчезала преграда, которую они выстраивали, и можно было видеть, чем и как они заняты, чтобы сделать из малого нечто большее. Собственно, в первый раз происходит что-то совсем малюсенькое, так говорила Рут, и притом каждый миг. Главное – дождаться этого момента. Тут нет ничего таинственного, нужно только доверять тому, что тебе кажется. И каждый раз, когда думаешь, что времени на это нет совсем, твое терпение вознаграждается стократно.