Тимур Вермеш - Он снова здесь

– Порядочно, – недовольно ответил я.

– Зачем не звонок? – Он указал на колокольчик на прилавке и мягко ударил по нему ладонью.

Колокольчик зазвенел.

– Я звонил здесь! – выразительно ответил я и открыл входную дверь. Вновь раздался странный искаженный перезвон.

– А нужен звонить здесь! – безразлично повторил он и вновь ударил по своему колокольчику.

– Немец звонит один раз, – раздраженно сказал я.

– Тогда здесь, – возразил этот мишлинг неизвестно какой степени и вновь позвонил.

Я внезапно почувствовал нестерпимое желание вызвать сюда штурмовиков, чтобы разорвать барабанную перепонку негодяя его же собственным колокольчиком. Или лучше обе, пусть объясняет потом будущим клиентам, где им следует рукой махать. Я вздохнул. Как же досадно, когда приходится обходиться без простейших вспомогательных средств. Делу придется подождать, пока кое-что в этой стране вновь не наладится, но в уме я уже начал составлять список вредителей, и “Блицчистка Йилмаз” оказалась в нем на самом верху. Однако до поры до времени мне не оставалось ничего лучшего, как гневно убрать колокольчик из зоны его досягаемости.

– Скажите-ка, – сурово спросил я, – вы здесь вещи тоже чистите? Или в той местности, откуда вы родом, чисткой называют такой вот трезвон?

– Что хотеть?

Я положил сумку на прилавок и вынул форму. Он слегка принюхался и сказал:

– Ах, работаете заправка?

И невозмутимо взял мою форму.

Мне не следовало бы беспокоиться о том, что там себе думает неголосующий элемент чуждой расы, однако проигнорировать такое было невозможно. Хорошо, человек не местный, но неужели я настолько позабыт? Хотя и прежде народ знал меня в основном по официальным фотографиям, на которых я обычно изображался с особенно удачного углового ракурса. Знаменитость во плоти и впрямь иной раз на удивление непохожа на собственные снимки.

– Нет, – твердо сказал я, – я не работаю на заправочной станции.

И, чуть вскинув голову, скользнул взглядом мимо него, вверх, призывая на помощь фотогенический угол зрения, чтобы яснее показать, кто перед ним. Чистильщик оглядел меня без особого интереса, скорее для приличия, и все же мой вид, похоже, что-то ему напомнил. Он наклонился вперед и посмотрел через прилавок на мои форменные сапоги и безупречно заправленные в них брюки.

– Ну не зна… неужто вы – тот самый Ангельман?

– Да придите же в себя! – воскликнул я в сердцах, изрядно разочарованный.

Даже при общении с газетным торговцем, хотя он тоже явно не семи пядей, я и то мог опираться на какие-то его базовые знания. Но это! И как мне возвращаться теперь в рейхсканцелярию, когда меня никто не признает?

– Минуту, – сказал приезжий болван, – звать сына. Всегда телевизор, всегда интанет, все знать. Мехмет! Мехмет!

Вскоре означенный Мехмет к нам вышел. Высокий, умеренно опрятный подросток прошаркал в прачечную со своим то ли другом, то ли братом. Семья могла похвастаться незаурядной наследственностью: оба юноши носили вещи своих старших явно гигантских братьев. Рубашки, словно простыни, и невероятно огромные штаны.

– Мехмет, – спросил у него родитель, – знаешь его?

В глазах мальчугана, которого уже трудно назвать мальчуганом, мелькнул огонек.

– А чего, ясно ж! Это ж тот тип, всегда делает наци-штучки…

Ну хоть что-то! Формулировка, безусловно, немного фамильярная, но, по крайней мере, не совсем уж мимо.

– Это называется “национал-социализм”, – благосклонно поправил я, – или можно сказать “национал-социалистическая политика”.

Я довольно и со значением взглянул на блицчистильщика Йилмаза.

– Так это ж Штромберг [18], – убежденно сказал Мехмет.

– Круто! – отозвался его товарищ. – Штромберг в вашей прачечной.

– Не-е, – поправился Мехмет, – это другой Штромберг. Из Свича.

– Йо-о-о, – покладисто подкорректировал свое высказывание товарищ, – другой Штромберг! В вашей прачечной!

Я хотел ему как-то возразить, но должен признаться, что был весьма обескуражен. За кого же меня здесь вообще принимают? За другого Штромберга? Или того самого Ангельмана?

– Автограф дашь? – радостно спросил Мехмет.

– Ага, господин Штромберг, и мне, – попросил товарищ, – и фотку!

Он помахал передо мной каким-то мелким прибором, словно я был таксой, а прибор – лакомством.

Хотелось взвыть белугой.

Что ж, пришлось вытерпеть, пока мне выдадут квитанцию и пока странные ребята сфотографируются со мной на память. Я покинул блицчистку, лишь когда подписал протянутым фломастером два листа упаковочной бумаги. Во время выдачи автографов имел место небольшой кризис из-за недовольства тем, что я не подписываюсь как “Штромберг”.