Николас Монтемарано - Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать

Это действительно книга о самопомощи.

Не думал, что она будет такой – но уж какая есть…

А еще это – ревизия прошлого, вопрос, исповедь, покаяние, любовное письмо.

Эта книга – для тебя, конечно, а теперь еще и для Глории Фостер, которая, может быть, читает ее, став старше – случайно натыкается на нее в Интернете, или в букинистическом магазине в Филадельфии, или в Нью-Йорке, или в Сан-Франциско, открывает наугад страницу – и видит свое собственное имя. Может быть, ее это поражает, и она так и садится, где стояла, между книжных полок, и начинает читать. Может быть, она сунет книгу обратно на полку, хотя я в этом сомневаюсь: человеческое любопытство – штука слишком сильная. Желание знать. Ощущение, что мы слишком многого не знаем. Может быть, она рассказывает родителям – если ее родители еще живы; своему бойфренду – если у нее есть бойфренд; своему мужу – если она замужем.

Она может никому не сказать. Она может испугаться – и в этом, если уж так случится, я раскаиваюсь. Плюс один пункт к моему покаянному списку. Она может подумать: «Но я не помню тех мужчину и женщину, что ночевали у нас. И его собаку не помню. И ту большую бурю». Может быть, когда она прочтет написанное мною, воспоминания начнут к ней возвращаться. Она могла бы отмахнуться от них, выбросить из головы: то, что происходило в ее пять лет, больше не имеет никакого значения, а уж случившееся до ее рождения – даже если книга говорит правду – тем паче. Но – желание знать… Она может попытаться найти меня, начать искать мое имя в Интернете… Наверное, тогда, через двадцать лет после того, как я это пишу, любого человека можно будет найти, просто произнеся его имя мысленно. А может быть, это из области научной фантастики. Но она найдет меня, если захочет. Я буду по-прежнему жить, если доживу, на Мартас-Винъярд, в самом конце проселочной дороги, которая в дождь или снег превращается в непролазное болото. Она найдет меня, если ей так суждено.

И что тогда? Верит ли она мне? Спрашивает ли, почему я не рассказал ей раньше – почему именно так , в книге? Выспрашивает ли подробности о тебе – о том, что тебе нравилось и не нравилось, о твоих радостях и битвах? Да и нужно ли ей это? Просит чашку чая? Сидит на диване, уставившись на меня так, словно перебирает воспоминания, которые даже не может с уверенностью назвать своими собственными? Становится ли близким мне человеком, кем-то вроде дочери – а может быть, даже…

Нет. К тому времени ей будет двадцать семь. Женщина. Но сейчас она – девочка, и этот путь в моих мыслях закрыт.