Коллектив авторов: Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник)

С течением лет появились другие папы: Лаймен Фрэнк Баум, Герберт Уэллс, Жюль Верн. Потом и мамы: Эмили Дикинсон, Уилла Катер и Юдора Уэлти. Были и повивальные бабки: Шекспир и Библия.

А теперь, многие годы спустя, уже совсем поздно, случилось невероятное. Оказалось, в книге, которую вы сейчас держите в руках, я уже больше не сын, а отец. Двадцать шесть авторов этого сборника замечательных и самобытных историй пришли домой к папе, и не могу передать, как я горд. Моя семья – это семья циркачей, странных и удивительных комедиантов в полуночных балаганах, фокусников, укротителей львов и прекрасных чудил. Когда собирается все семейство – это поистине выдающееся событие.

В книге вы найдете истории, происходящие в темных подвалах и в темных космических кораблях; истории, случившиеся в деревеньках и больших городах. Вам встретятся ангелы-хранители и внутренние бесы. Персонажи, которых преследуют призраки, хотя призраков нет рядом. Это разные истории: тихие, счастливые, грустные, пугающие. Книга читается как расшифровка моих собственных кошмаров и грез. Это истории фэнтези и научной фантастики, истории тайн и, самое главное, воображения.

И мне интересно: как это случилось? Как сын мистера Эдгара Аллана По сам стал отцом для столь многих?

Когда я вспоминаю свою писательскую карьеру, то понимаю, что пришел к успеху методом проб и ошибок. Я никогда толком не понимал, что делаю. Я просто делал. Но я совершал промахи и ошибки с искренним пылом и, главное, с любовью. Я любил сочинять истории. И теперь мои дети выражают свою любовь, а я безмерно им благодарен.

Возможно, вы помните мой рассказ «Возвращение». Его не приняли в «Weird Tales», сказали, что он слишком странный, слишком нетрадиционный. Тогда неожиданно для себя я отправил его в «Mademoiselle», серьезный литературный журнал. К моему удивлению, они взяли рассказ и в октябрьском номере 1946 года напечатали его. Они изменили весь журнал, чтобы приспособить его под мой рассказ, и сделали выпуск, посвященный осени и Хеллоуину. Пригласили Чарльза Адамса, художника из «New Yorker», и тот сделал потрясающие иллюстрации, изобразив персонажей моего рассказа – семейство вампиров и других фантастических чудищ, которое в день Возвращения собирается в родовом особняке в Северном Иллинойсе на традиционную встречу.

Эти прекрасные существа, добрейшие крылатые дядюшки, впавшие в детство тетушки-телепаты и фантастические братья и сестры со всего света собираются вместе – разумеется, чтобы отпраздновать Хеллоуин.

Для меня этот сборник во многом подобен второму «Возвращению». Моя семья собралась на фантастический праздник, и я не могу даже выразить, как я счастлив. Папа встречает детей с распростертыми крыльями.

Вам тоже рады на этом семейном торжестве.

Рэй Брэдбери

Лос-Анджелес, Калифорния

Я забываю разное, и меня это пугает.

Я теряю слова, хотя не теряю понятия. Надеюсь, что не теряю понятия. Если я их теряю, то сам об этом не ведаю. Если я их теряю, откуда мне знать?

Это забавно, потому что у меня всегда была очень хорошая память. В ней все удерживалось. Иногда моя память была такой крепкой, что мне казалось, будто я могу вспомнить что-то такое, чего еще не знаю. Вспомнить вперед…

По-моему, для этого не существует отдельного слова, да? Для воспоминания о вещах, которые еще не случились. У меня нет того ощущения, какое бывает, когда я ищу в уме слово, которого там почему-то нет, словно кто-то пришел и украл его под покровом ночи.

В молодости, в бытность студентом, я жил в общежитии. В кухне у каждого была своя полка, аккуратно подписанная его именем, и в холодильнике тоже у каждого была отдельная полка, где мы хранили яйца, сыр, йогурты и молоко. Я всегда щепетильно следил за тем, чтобы брать только собственные продукты. Другие были не столь… ну вот. Я забыл слово. То, которое означает «добросовестно соблюдающий правила». Другие студенты из общежития были… не такими. Я открывал холодильник и обнаруживал, что мои яйца исчезли.

На ум приходит ночное небо, кишащее космическими кораблями, их так много, что они, словно туча саранчи – серебристые на фоне сияющей лиловой ночи.

Вещи пропадали и из моей комнаты. Ботинки. Я помню, как у меня увели ботинки. Да, увели. Потому что ботинки не ходят сами. Значит, их кто-то «ушел». И ботинки, и мой большой словарь. В той же общаге, в то же время. Я потянулся за словарем на книжной полке над кроватью (все находилось рядом с кроватью; комната у меня была отдельная, но размером немногим больше платяного шкафа). Я потянулся за словарем, но на месте его не оказалось. Осталась только дыра размером со словарь, обозначавшая место, где уже не было словаря.