Жаклин Паскарль - Как я была принцессой

Январь 1993 года

Умерла моя бабушка. У меня не было никакой возможности сообщить об этом Аддину и Шах. Я умоляла поверенных Бахрина и даже звонила ему в офис, но без всякого результата. Похоронная служба прошла в церкви Святого Иоанна. Весь алтарь был покрыт самыми яркими, самыми пышными цветами – теми, которые она больше всего любила. Позже я бросила все их в море с бабушкиной любимой пристани на пляже Сент-Килда.

Еще никогда в жизни мне не было так одиноко. Только с уходом бабушки я окончательно стала взрослой. Я больше не могла зарыться лицом ей в колени и попросить, чтобы она утешила меня. Если бы она видела сейчас, что я пишу, то прочитала бы мне целую лекцию о том, как надо выпрямиться, расправить плечи и идти вперед. Бабушка всегда говорила: «Мы живем надеждой». Теперь это стало и моим девизом.

Февраль 1993 года

Я провела две недели в Сиднее у наших близких друзей Мэри и Майкла. Мне хотелось на некоторое время сменить обстановку, а кроме того, сделать еще одну попытку лично встретиться с сенатором Эвансом. Не зная, как этого добиться, я решила попросить совета у бывшего премьер-министра Австралии Гофа Уитлэма. Я позвонила в его офис и объяснила, что не собираюсь пользоваться его политическим влиянием, а просто хотела бы получить консультацию. Секретарша Уитлэма довольно грубо ответила мне, что я напрасно трачу время и что ее босс наверняка не захочет встретиться со мной. Тем не менее я вежливо, но настойчиво попросила ее передать мою просьбу. Через десять минут она перезвонила и ледяным тоном сказала, что мистер Уитлэм не считает возможным встречаться со мной. До свидания. Точка. Так рассыпалась в прах теория бабушки о том, что Гоф Уитлэм – главный защитник простых людей.

Потерпев неудачу с Уитлэмом, я решила заручиться поддержкой Боба Хоука, который был премьер-министром уже после него. Я позвонила ему домой и довольно долго проговорила с его женой Хэйзел. Она была очень вежлива, выразила мне сочувствие и, хоть и сомневалась, что ее муж сможет помочь мне каким-нибудь полезным советом, обещала поговорить с ним и потом перезвонить. Пару дней спустя миссис Хоук действительно перезвонила, но теперь ее отношение кардинально поменялось. Она рассыпалась в похвалах Гарету Эвансу и сообщила, что, по мнению ее мужа, я должна полностью довериться мнению министра. «Если Гарет не хочет встречаться с вами, значит, он считает, что так будет лучше», – сказала она и добавила, что причины, заставляющие Эванса отказываться от встречи со мной, скорее всего, находятся выше моего понимания.

Мне неприятно в этом признаваться, но с некоторого времени я начала замечать в своем поведении испугавшие меня странности. Например, меня неудержимо тянуло вмешаться, когда я видела, что какая-нибудь незнакомая мне женщина отчитывает своего ребенка. Я только значительным усилием воли запрещала себе схватить ее за руку и объяснить, что ничего в жизни нельзя принимать как должное и что даже ребенка у нее в любой момент могут отнять. Такие порывы очень беспокоили меня, хотя, конечно же, я понимала, какие психологические причины стоят за ними. Я могла подолгу простаивать перед витриной обувного магазина, наблюдая, как родители с детьми выбирают новые школьные туфли, и представлять себе, как делала бы это я с Аддином и Шах, придумывать разговоры и споры, которые возникали бы у нас при этом.

Больше всего меня расстраивали как раз такие простые, обыденные вещи. Я не то что завидовала, но просто мучительно хотела хоть на несколько минут оказаться на месте этих родителей и стать матерью их ребенку. Как-то мы с Мэри пошли посмотреть «Неспящие в Сиэтле», и я проплакала весь фильм. Когда картина закончилась и мы пошли к машине, я обратила внимание на идущих впереди нас отца с сыном. У меня перехватило дыхание, а потом бешено застучало сердце. Забыв про Мэри, я почти побежала и обогнала идущую впереди пару, чтобы заглянуть мальчику в лицо. Его сходство с Аддином было едва заметным – просто такой же цвет волос и форма головы, – но этого оказалось достаточно, и моя рука сама потянулась, чтобы погладить его по волосам. Мэри встревоженно окликнула меня, и я тут же пришла в себя и отдернула руку. Я никому не рассказала об этом случае и благодарна подруге за то, что она не стала меня ни о чем расспрашивать. Мне было стыдно и страшно одновременно. Что в следующий раз выкинет со мной мое подсознание? Неужели я схожу с ума?

Март 1993 года