Стивен Вулф - История Кометы. Как собака спасла мне жизнь

Комета не отходила от меня в больнице, где доктор установил, что у меня случился сердечный приступ и мои жизненные показатели приходят в норму. Но все-таки он хотел взять у меня анализы. Остальной персонал размышлял, что делать с Кометой. Через пять минут все в отделении знали ее имя. Собравшиеся у моей палаты врачи спорили, кому достанется право позаботиться о борзой.

Вернувшись через час, я застал Комету лежащей на груде простыней и одеял, которые специально для нее навалили на пол. В четыре часа утра врач поднял вверх большие пальцы, давая понять, что у меня все в порядке.

– Вовремя приняли нитроглицерин, – сказал он. – Не похоже, чтобы сердце пострадало. Но мой вам совет: никогда не путешествуйте без лекарства под рукой. – Врач дал указание дежурной сестре выписать меня ближе к утру, если не будет новых приступов.

Меня оставили в палате, и я лежал в полутьме, прислушиваясь к тишине и поскрипыванию подошв по линолеуму проходивших по коридору медсестер. Покосившись на Комету, я увидел, что собака внимательно наблюдает за мной из белоснежного постельного белья. В безмолвии больницы я не мог не признать печальную истину: в том, что я здесь один, виноват только сам. Моя поездка к дочерям возымела действие: они стали убеждаться, что я не с такой яростью ропщу против своего положения инвалида. Я не сомневался, что они хотели вернуть отца, и в моих силах укрепить семейные узы. Настало время исправить отношения с человеком, поддерживавшим меня в болезни и здравии. Я стану самым настоящим неудачником, если хотя бы не попытаюсь выполнить ту часть клятвы, которая гласит, что мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.

– Комета, нам надо ехать в Седону, поговорить с Фредди.

Борзая вскинула голову. Несколько недель назад Фредди все-таки продиктовала мне номер своего телефона. Я попросил у нее прощения за маниакальную зацикленность на своих неудачах, слабостях и приверженность дурацкому кодексу чести, который в течение всех лет нашего брака портил между нами отношения, а позже не давал мне радоваться дарованному новому шансу на жизнь. Но по сравнению со всем, что случилось, мои извинения звучали банально. Необходимо было показать Фредди, что тот, кто восемь лет назад похитил у нее мужа, теперь всего лишь куча компоста. Но все же лучик надежды оставался. Перед моим отъездом в Нью-Мексико Фредди спросила:

– Как ты думаешь, может, Комете захочется провести день со мной? Я по ней скучаю. Завези ее как-нибудь.

Чего только мужчина не добьется ухаживанием! Когда девятнадцать лет назад мы познакомились, я не заинтересовал Фредди. Но я был полон решимости привлечь ее внимание. Узнав, что она занимается кардиологией, плюхнулся в баре со стула, изобразив сердечный приступ. Вот ведь какая ирония судьбы! Теперь требовался более тонкий, но не менее театральный подход. Я позвонил флористу в Седоне и попросил доставить к дверям Фредди двенадцать дюжин роз (да-да, именно 144 штуки). Почему двенадцать дюжин? Это все, что нашлось в цветочном магазине. Следующий заказ через несколько дней включал 75 высоких цветущих тропических растений. Числом их было меньше, но они производили эффект размером. Я понимал: Фредди слишком умна, чтобы клюнуть на нечто подобное, но хотел, чтобы она знала: мои мысли о ней такие же возвышенные, как размах этих цветочных заказов. А вот ее мысли обо мне были вовсе не такими.

Фредди позвонила и поблагодарила за цветы, однако ее последующие звонки были отнюдь не столь любезными. Фредди не хотела встречаться со мной и объяснила почему. Даже в самые черные годы наших испытаний в ней тлел огонек оптимизма. Оставалась надежда, что появится что-нибудь хорошее и поможет переносить тяготы. Но когда после операции я превратился в маньяка, свихнувшегося на желании немедленного выздоровления, она осознала, что мной овладела и будет вечно править худшая сторона моего существа, которая со временем убьет в ней все живое.

– Я не могу жить без какой-либо перспективы, чтобы нельзя было ни посмеяться, ни отдохнуть.

Я понимал ее. Не сказал ей, но сам жалел о той жизнерадостной, любящей веселье и развлечения Фредди, в которую когда-то влюбился. Жизненная энергия жены оказалась на грани угасания не потому, что она служила мне сиделкой и зарабатывала на всю семью, а из-за моих бесконечных попыток достичь некоего совершенства.

В день, когда мне сообщили по телефону, что пора отвести Сандоз к ветеринару, я позвонил Фредди и изложил свои соображения по поводу наших отношений. И добавил: