Стивен Вулф - История Кометы. Как собака спасла мне жизнь

Фредди подкатила чемодан к машине, погрузила его в багажник и уехала. Весь разговор занял не более десяти минут.

Следующие три недели я был почти ни на что не способен. Гнев гнал меня из комнаты в комнату, выпроваживал во двор, где я яростно рубил и кромсал деревья и кусты. В голове засела единственная мысль: «Меня незаслуженно обидели». Всю свою энергию я направлял на то, чтобы поправиться и вернуть нашу прежнюю жизнь. Хотел, чтобы семья опять обрела силу. Вот все, что мне необходимо. Я загонял себя, желая доказать Фредди, что я именно тот мужчина, за которого она вышла замуж. Хотел быть в форме, пробегать много миль, чтобы в теле осталось не больше восьми процентов жира, и по выходным устраивать дальние прогулки на велосипеде. Стремился стать тем, кем когда-то был. Фредди этого просто не поняла. Как я мог поладить с жизнью, если от меня осталась толика того человека, каким я был раньше?

Комета переживала отсутствие Фредди совершенно по-иному. Борзые больше других собак привыкают к рутине, и теперь она сильно переменилась. Не встречала, как раньше, Фредди, когда та приходила с работы домой, не получала еду через час после ее возвращения и не выпрашивала три (всегда только три) собачьих печенья. Теперь с наступлением вечера Комета укладывалась в прихожей, смотрела на дверь, при малейшем шуме на улице поднимала уши и до темноты не успокаивалась. Но, судя по всему, не злилась, что ею пренебрегают. Все ее повадки свидетельствовали о том, что она скорее обеспокоена, чем раздражена. «Почему ты на меня сердишься? Я переживаю. Что я сделала не так? Я исправлюсь. Когда ты вернешься домой? Я тебя по-прежнему люблю».

Окольными путями я узнал, что Фредди поселилась с какой-то подругой. Сама она запретила нашим друзьям сообщать мне ее адрес и даже номер телефона. К началу лета моя маниакальная работа в саду, упражнения и многомильные прогулки стали реже, а затем и вовсе прекратились. Я сидел в шезлонге, пока жара не становилась невыносимой, а затем переходил в дом и переживал свое бедственное положение: один распавшийся брак и не исключено, что и второй, духовное отчуждение дочерей, боль, которая не прекращалась, несмотря на упорные упражнения и попытки восстановиться и печальную реальность вечной инвалидности и невозможности работать.

Лежа в кресле со свернувшейся у ног Кометы, я возвращался к старым черно-белым вестернам. Их сюжет всегда один и тот же: в город приезжает герой и встречает девушку, бандиты грабят банк и ранят героя. Герой ловит бандитов, спасает банк, встречается с девушкой, она выхаживает его, и он уезжает навстречу заходящему солнцу, чтобы на следующей неделе повторить все свои подвиги. Не было ни единого случая, чтобы ковбой уселся посреди дороги и принялся оплакивать несправедливости жизни.

Место, где я вырос, напоминало один из таких пыльных городков, и уроки, преподанные мне за обеденным столом, перекликались с темами старых вестернов. Отец заслужил уважение и привязанность членов семьи, неуклонно следуя этому типу поведения. Быть мужчиной – это что-то да значит. Женщины в семье отца никогда не были слабыми, но считалось непростительным, если мужчина был неспособен защитить их и заработать средства к существованию. В шестнадцать лет отец ушел с семейной фермы, в двадцать – женился на моей шестнадцатилетней матери, и в двадцать три года нашел себе «городскую работу», чтобы содержать жену и двоих детей. Когда он говорил: «Заботиться о семье – мужское дело. Не жалуйся, не увиливай, просто выполняй то, что положено, и все», – я не задавал ему вопросов.

Предполагалось, что, когда отец умрет, я, единственный мужчина в семье, должен принять на себя его роль. Но к 1997 году мое здоровье настолько пошатнулось, что надеждам не суждено было сбыться. И когда отец ушел из жизни, я не мог занять его место. Наоборот, скатывался к немощи и зависимости от жены, неспособности работать и преодолеть боль. Я мог думать лишь о том, что не оправдал надежд, не вынес трудностей и не жил в соответствии с заветами отца.

Проводя долгие дни в компании лишь Кометы и Сандоз, я понял, что, если бы отец был жив, он мог бы кое-что сказать мне по поводу положения, в каком я очутился. Встряхнул бы меня как следует и пожурил: «Черт подери! У тебя три дочери и жена, они в тебе нуждаются. Ты ничем не поможешь им, если прячешься в доме словно мальчишка, которого обидели в школе. Веди себя как мужчина. Взбодрись, оторви задницу от стула и перестань себя жалеть».