Элис Манро - Давно хотела тебе сказать (сборник)

В конце концов она ничего не сказала Чар. Но каждый раз, наведываясь к ним, она находила предлог оказаться на кухне, открыть буфет, встать на цыпочки и, заглянув поверх прочих склянок, удостовериться, что жидкость в пузырьке не убывает. Да, она допускала, что, наверное, ведет себя несколько странно, такое случается со старыми девами. Ее страх был сродни тем абсурдным и безобидным страхам, которые иногда находят на молоденьких девушек: а вдруг они выпрыгнут из окна или задушат сидящего в коляске младенца? Эт, впрочем, боялась не за себя.

Эт смотрела на Чар, Блейки и Артура – они втроем сидели на крыльце и решали, стоит ли войти в дом, включить свет и поиграть в карты. Она хотела удостовериться в собственной глупости. Волосы Чар – как и волосы Блейки – сияли в темноте белизной. Артур теперь почти полностью облысел, а у Эт волосы были тонкие и темные. Чар и Блейки представлялись ей животными одной породы – высокие, легкие, властные, склонные к опасной чрезмерности. Они сидели порознь, но словно светились в темноте. Любовники . Слово вовсе не ласковое, как думают многие, а жестокое, убийственное. Вот Артур в кресле-качалке со стеганым одеялом на коленях, нелепый, как зверек, у которого так и не отросла взрослая, самая необходимая шерсть. Из-за таких, как Артур, чаще всего и случаются неприятности.

– Моя любовь на «Р», поскольку он разбойник . По имени он Рекс , живет он… в ресторане [7].

– Моя любовь на «А», поскольку он абсурден. По имени он áртур , живет на антресолях .

– Вот это да, Эт! – сказал Артур. – А я и не подозревал. Хотя не уверен, что мне понравилось про антресоли.

– Такое впечатление, что нам всем лет двенадцать, – сказала Чар.

После истории с синькой к Чар пришла популярность. Она начала принимать участие в постановках Любительского драматического общества и общества певцов «Оратория», хотя никогда не имела особенных актерских или музыкальных талантов. В пьесах она всегда изображала холодных красавиц или хрупких и утонченных светских дам. Она научилась курить, потому что этого требовала сцена. В одной пьесе, которая навсегда врезалась Эт в память, Чар изображала статую. Вернее, она играла девушку, которой надо было притвориться статуей, чтобы в нее влюбился молодой человек. Впоследствии он, испытав смущение и, возможно, разочарование, должен был обнаружить, что его любовь – всего лишь обычная девушка. Целых восемь минут Чар, задрапированной белым крепом, пришлось стоять на сцене совершенно неподвижно, повернув к зрителям свой прекрасный холодный профиль. Все были в восторге от того, как у нее это получалось.

Душой обоих обществ был недавно приехавший в Мок-Хилл школьный учитель по имени Артур Комбер. В выпускном классе он преподавал Эт историю. Все говорили, что она получила высший балл, потому что учитель был влюблен в ее сестру, но Эт знала, что на самом деле причина была в ее усердии – так много она никогда не занималась. За всю свою жизнь она ничего не изучила так подробно, как историю Северной Америки. Миссурийский компромисс. Попытки Маккензи в 1793 году найти водный путь к Тихому океану. Она до сих пор все помнит.

Артуру Комберу было около тридцати: высокий лоб с залысинами, красное лицо, хотя он не пил (позже лицо побледнело); вел он себя неловко и экзальтированно. Вечно сбивал со стола чернильницу, и пол в кабинете истории в итоге покрылся чернильными пятнами. «Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!» – приговаривал он, нагнувшись над расплывающейся кляксой и промакивая ее носовым платком. Эт передразнивала: «Ай-ай-ай! Что я наделал!» Копировала все его нервные восклицания и суматошные жесты. Но когда, прочтя ее эссе, он весь просиял и, не скупясь на восторги, расхвалил ее работу и ее саму, Эт пожалела о своих насмешках. Вероятно, именно поэтому она и начала усердно учиться. Чтобы загладить свою вину перед ним.

На уроки поверх костюма Артур Комбер надевал черную университетскую мантию. Но даже когда он ее не носил, Эт все равно казалось, что он в мантии. Когда учитель с неизменным энтузиазмом спешил по улице на одно из своих бесчисленных мероприятий, или размахивал руками перед певцами из «Оратории», или прыгал по сцене – от чего дрожал весь пол, – чтобы показать актерам, как надо играть, Эт представлялось, будто у него за спиной действительно хлопают смешные и длинные вороньи крылья. Он так отличался от прочих людей, был таким нелепым и в то же время необыкновенным, прямо как священник католической церкви! После свадьбы Чар заставила его отказаться от мантии. Она узнала, что он споткнулся, наступив на подол, когда бежал вверх по школьной лестнице, и растянулся во весь рост. Этого было достаточно. Чар ее разорвала.