Сьюзен Льюис: Дай мне шанс

Через несколько часов дверь открылась. Вошедший был шокирующе красив — высокий, худой, в карих глазах затаилась насмешка, кончик носа слегка напоминал птичий клюв. Над узкой верхней губой изогнулись аккуратно подстриженные усы, дорогой костюм скрывал худобу. Она видела его всего один раз, но тотчас узнала. Он был тем человеком, который, прикрываясь словами об очищении общества, забирал детей с улиц и отдавал их извращенцам. Ее репортажи о его деятельности вызвали такой резонанс во всем мире, что после публикаций ему пришлось скрываться.

Он говорил спокойно, с улыбкой; она уловила слабый акцент в его речи. Он сообщил то, что она уже знала: кто приказал ее взять и почему. Сейчас она, а следующий — Том.

С ним были двое других, они стояли в тени. Он шагнул вперед, и она поняла, что никто не спасет ее от этого. Они брали ее по очереди, а она пыталась думать о другом, уйти от ужасающей боли, крови и слез, от непереносимости унижения. Все, что они делали с ней, они снимали на пленку, которую, она знала, пошлют Тому. Она предпочла бы умереть, но не позволить Тому увидеть. Когда все закончилось, она поняла; этот мир больше не для нее.

В следующие два дня не появлялся никто, кроме мальчика, который приносил еду и воду и стоял над ней, пока ее тело совершало то, что должно совершать. Боль раздирала ее. Тело ей больше не принадлежало, сознание часто покидало ее. Мысленно она говорила с Томом, душой она была с ним, несмотря на расстояние, они были едины, просто разделены надвое. Она напрягала слух, вслушивалась в себя, желая услышать Бога, но тщетно. Она разговаривала со смертью и с жизнью, и они рвали ее на части, а страх тянул к земле.

На третий день он вернулся еще с двумя. Они сняли цепи, стащили с кровати и заставили встать на колени. Потом он приставил дуло к ее голове. Она закрыла глаза и почувствовала, как моча потекла по ее ногам. Позорный струящийся звук давил на уши. Никто не двигался.

Затвор щелкнул. Ее зубы впились в губу, сердце прыгнуло и застыло. Кто-то подошел. Металлическое дуло перестало касаться ее виска. Она упала вперед, всхлипывая и содрогаясь. Все. Сейчас она не умрет. Воздух снова просачивался в легкие. Ее грудь напряглась. Она задыхалась. Она хватала воздух. Она хотела жить. Несмотря на то, что они сделали с ней. Она пережила бы это. О, слава Богу, слава Богу! Она все еще жива.

Потом пистолет снова приставили к ее голове. На этот раз они выстрелили в нее и убили.

«Уж чего-чего, а успеха она добиваться умеет, а вот по женской части ей придется как следует над собой поработать».

Сэнди Полл отбросила журнал и попыталась успокоиться. Как следует над собой поработать! Можно подумать, что она какая-то недоделанная! Как будто Господь в один прекрасный воскресный день немного заскучал от своих занятий и так и не завершил над ней свои труды.

Да, с богатством у нее все в порядке, но вот счастье…

Подняв журнал, Сэнди выбросила его в мусорную корзину и крутанулась на стуле к монитору компьютера. На самом деле она совершенно счастлива, и у нее есть для этого весьма серьезные основания. В двадцать шесть лет она совладелица театрального агентства «Маккен — Полл» и исполнительный директор «Уорлд уайд энтертейнмент». Правда, это только лондонское отделение фирмы, но ему принадлежит весьма значимая часть деятельности, и хотя у нее за спиной мощная команда испытанных советников и опытных консультантов, вся ответственность лежит на ней. Это совсем не так уж плохо для ребенка «от сохи», чьи сестры работают в автобусном депо, а братья или сидят на пособии по безработице, или ожидают увольнения; чей отец только что написал из тюрьмы после шестилетнего молчания, а мать перемежает игру в лото с лечением варикозных вен.

Сэнди старалась иметь с ними дело как можно реже, но посылала деньги всякий раз, когда они просили, а это случалось часто. Более того, мать даже побывала у нее месяца два назад, и это оказалось ужасно.

Сэнди давно стала другим человеком, жила среди других людей, другой обстановки, к ее мнению прислушивались. Совсем иная жизнь по-прежнему текла на Фэйруэдер-стрит. Да, манеры матери слишком далеки от образцовых. Дело не в том, что Глэдис, с напудренными щеками, запахом дешевого шампуня и всем тому подобным, хотела шокировать дочь. Просто она такая, как есть, а если кому-то не нравится, что ж, ей жаль, но она вовсе не собирается меняться. По правде говоря, мать явно чувствовала себя не в своей тарелке во время визита, и Сэнди, с трудом преодолев раздражение, махнула рукой и перестала ее стыдиться.